Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
13.02.2021 г.

Татьяна Анатольевна ЯЦУЛА на днях отметила свой отличный, пятёрочный юбилей, и это оказалось прекрасным поводом поговорить о… погоде. Эта тема никогда не перестанет быть актуальной, потому что включает в себя очень многое.

Вдетстве Таню мало интересовала погода: дождь ли, снег – она вообще об этом не задумывалась, как, впрочем, и все дети. Конечно, солнышко она любила больше, хотя и под дождём по лужам любила бегать, но больше всего любила грозу – она её завораживала, и всегда очень хотелось узнать природу стихии.  Детство у Тани было хорошее, так она сама признаётся.
- Я в Северном Казахстане родилась, – рассказывает Татьяна Анатольевна, – что такое зной и стужа, знаю не понаслышке. Мои бабушки и дедушки поднимали целину, здесь и судьбу свою нашли, и семьи построили, и родину для нас определили. Очень люблю те края, и очень меня тянет на родину.

- Целинные земли, новые современные города, построенные на них, посёлки, богатые совхозы – это всё потрясающая история. Сколько кинофильмов, книг, песен… А вы там жили и как раз в то время, когда всё росло и расцветало. Так и было на самом деле?
- Именно так всё и было. Это было просто золотое время. Мой отец занимался партийной работой, но он не из тех, кто присиделся в руководящем кресле и не сдвинешь его с места. Папа был настоящим коммунистом: куда партия пошлёт, туда и поедет. Вот мы и ездили по всей целине, а поскольку он ещё и в суждениях своих был несколько более резок, чем полагается, то есть откровенно говорил о недостатках и прочем, то в больших городах нам жить не приходилось. Но посёлки ничем практически от города не отличались. Я училась в школе, какие сейчас только, пожалуй, в столицах встретишь: там был бассейн, работали разнообразные кружки и студии. Я и в балетной студии занималась, и всё остальное хотелось попробовать. Разбрасывалась, хваталась за всё, хотелось объять необъятное. Училась хорошо, правда, математика с физикой – не очень, но старалась.

- Поднимать целину ехали со всех уголков нашей огромной страны. Наверное, и ваш класс был очень многонациональным?
- Да, это был почти что Ноев ковчег. Наш район называли турецким, там жили турки, хотя тогда их называли азербайджанцами. Они делали там всю погоду, а русских не очень любили. Наша фамилия была Баталовы, но кто-то перепутал, и нас стали называть Бадаловы – вполне подходящая для азербайджанцев фамилия. Отец был высоким, черноволосым, темноглазым, поэтому нас принимали за своих. Никаких конфликтов в школе, во дворе не было.

- В школе, наверное, уже мечтали кем-то быть?
- Мечтала, только мама постоянно мои мечты развеивала. Она у меня была медиком, акушером, хотела, чтобы и я пошла по её стопам. Но у меня перед глазами всегда стояла картинка: ночь ли, утро – в окошко стучат и маму забирают на очередной вызов в какую-то деревню. Очень редко мы её видели. Поэтому я категорически отказалась связать свою жизнь с медициной. Шефами школы были сотрудники и студенты геологического института, вот я и заболела геологией и археологией. Когда озвучила свою мечту, мама очень сильно возмутилась, сказала, что если уж медики дома редко бывают, то геологам вообще семьи заводить противопоказано.

- Пришлось поменять мечту?
- Не то чтобы поменять, а начать думать о той, главной, которая всегда в голове и сердце сидела – о небе. Очень я хотела стать лётчиком! Я в детстве часто болела, и меня каждый год отправляли на самолёте в Горьковскую область, под Городец, к бабушке с дедушкой «на молоко». Мне даже сейчас иногда те полёты снятся. Узнала, что в Харькове есть авиационный институт, и начала готовиться. Но тут мама опять воспротивилась – ни за что не хотела отпускать меня далеко от дома. Я бы, наверное, на этот раз не послушалась, но вмешались другие медики – так сказать, незаинтересованные. Медкомиссия показала, что с моим сердцем не быть лётчиком. Для меня это был крах, но одна знакомая девочка вернула меня к жизни. Она училась в географическом университете имени Кирова на метеорологическом факультете и с горящими глазами рассказывала, как они проходили практику на Байкале. Летали на самолётах над сказочным озером, составляли прогнозы, испытывали погодные колебания, так сказать, на себе. Мои глаза тогда тоже загорелись. Немножко боялась поступать, потому что профилирующая физика меня сильно смущала, но поступила. Начала учиться, а вскоре мне стало так скучно, что на втором курсе решила бросить. Никаких полётов, никакого Байкала, никакого огня в глазах не осталось. Когда окончательно решила забрать документы, преподавательница поговорила со мной по душам, сказала: дотяни до четвёртого курса, там начнутся интересные практики, и если решишь уходить – уходи. Я осталась и дождалась своего звёздного часа. Сначала трудилась в аэропорту – очень интересная и ответственная работа. Синоптические карты, прогнозы полётов, казалось, вот ещё совсем немного, и я взлечу в небо. Увы, летать мне так и не пришлось. Помню, заходят к нам в аудиторию двое лётчиков, улыбаются и смотрят прямо на нас, трёх подружек – старосту, профорга и комсорга. Говорят: «Ну что, девчонки, собирайтесь в полёт». И тут мы все дружно встаём, и у каждой весьма впечатляющий животик. Улыбки с лиц лётчиков моментально слетели.

- То есть мечты о небе разбились о приземлённый быт?
- Так получилось. Нет, о небе мечтать я не переставала, думала: вот рожу, а потом… Потом не получилось, но всё равно мечтаю и во сне летаю.

- Муж вместе с вами учился?
- Нет, мы познакомились в экспедиции. Вместе с гидрологами изучали озеро Балхаш, жили в юртах, так интересно было! Однажды в гости к гидрологам приехал парень Игорь. Он мне сначала жутко не понравился, а потом стал моим мужем. А вскоре наша Машенька родилась, я с ней и диплом защищала. Диплом мне дали свободный, как семейному человеку, и начались метания в поисках работы. Работать много не пришлось – сначала Машенька часто болела, потом Алёнка на свет запросилась.

- Пора, наверное, выяснить, как вы в Семёнове оказались?
- Горьковская область мне была не чужой, как-никак на каждые каникулы сюда приезжала. Но мыслей уехать из Алма-Аты даже не возникало. Время расставило все точки. В Казахстане начались большие волнения. Я впервые задумалась, когда Маша на утреннике в садике вместо привычного танца снежинок станцевала казахский национальный танец. Потом стала называть меня апа, и другие казахские слова каждый день из садика приносила. Последней каплей стал ужасный случай – в соседнем дворе украли ребёнка. Надо было что-то решать. Переехали в деревню к бабушке, под Городец, и будто свежего воздуха глотнули – все по-русски говорят. Жить есть где, вот ещё бы работу найти. Мужу легче, он дипломированный киповец, техник, электрик, а мне тоже хотелось по специальности работать. В Нижегородском управлении на выбор предложили несколько вариантов, но где устраивала работа – не было жилья, или наоборот. Решила съездить в Семёнов. Очень понравился город практически с первого взгляда. Помню, мы как-то случайно оказались на улице Папанина, а она такая широкая, спокойная, ребятишки без присмотра гуляют, как в деревне! Но начальник метеостанции сказал, что мне дали непроверенную информацию – уходить он не собирается. Вернулась ни с чем. Потом муж случайно снова оказался в Семёнове, в «Хохломе», ему предложили работу и даже пообещали в скором времени дать комнату в семейном общежитии. Мы согласились, только мне пришлось тоже устроиться на фабрику. Я с большой теплотой вспоминаю наш коллектив… Тётя Соня, тётя Катя большое участие принимали в моей жизни. Сарафанное радио работает в Семёнове очень хорошо, и скоро выяснилось, что начальник метеостанции всё же требуется. Так я и стала начальником.

- Без практики, наверное, непросто было?
- Да, трудновато. Профессиональные навыки имелись – как говорится, если научился ездить на велосипеде, то уже не забудешь. А вот прикладные профессии пришлось осваивать самостоятельно. Так я и бухгалтером стала, и завхозом, и техническим работником (в смысле уборщицей), и кочегаром. Здание метеостанции досталось мне в унылом состоянии, можно сказать, что, кроме крыши, ничего не было. А надо заметить, что это была и наша единственная жилая крыша. То есть я получила жильё в самой непосредственной близости от работы, под одной крышей. Засучили рукава и начали действовать. Я очень благодарна нашей сотруднице Марии Фёдоровне Опарышевой, она меня научила всему.

- Говорят, что большая удача, когда работа и жизнь составляют единое целое. У вас эти понятия настолько близки во всех смыслах, что… не напрягает ли вас это?
- Нет, мы уже привыкли. Кстати, в этом есть много плюсов. Мы с коллективом практически одна семья. Если кому-то срочно нужно отлучиться по личным делам, то никаких проблем, даже если я в отпуске или в отгуле, всегда подменю, стоит только в стенку стукнуть. Все ребятишки у нас выросли на глазах. Карантин ли в садике, приболели ли – всегда к нам. Минусы, правда, тоже есть. Мальчишки обязательно винтики какие-то попытаются открутить, девчонки разрисуют чего-нибудь. Теперь вот, когда внуки ко мне приезжают, они тоже не различают, где у бабушки дом, а где работа.  

- Не скучно вам?
- Нет, скучать вообще не приходится. Я  уверена, что скука – это надуманное состояние. Бабушка раньше всегда возмущалась, если я говорила, что мне скучно. «Я тебе сейчас быстренько дело найду», – говорила она. А если вы про работу, то она тоже совсем не скучная. Да, может быть, дотошная, тихая, однообразная, но это только на первый взгляд. Не скрою, меняются сотрудники часто, всё же человеческий темперамент играет большую роль. Есть такие, что просто физически не могут заниматься нашей работой, они долго не задерживаются. Но у нас очень интересно. Меня особенно греет мысль, что от нашей маленькой метеостанции, от наших периодических наблюдений и сводок зависит весь мир. Да, это не высокие слова, это правда. Мы отправляем данные по всему миру, то есть они сами, благодаря техническому прогрессу, автоматически разлетаются от Нижнего Новгорода до Лондона и так далее. Так что если мы вдруг сделаем что-то не так, халатно, то в прямом смысле слова опозоримся на весь мир.

- Полёты во сне ещё продолжаются? Когда последний раз наяву летали?
- Летала в Крым к сестре. Летом мечтала слетать на родину, на юбилей к дяде, но помешала пандемия. Но я обязательно там побываю, очень хочется хоть ненадолго окунуться в детство, зайти в школу, походить по знакомым местам, босиком по той, детской траве побегать, в озере нашем искупаться. Правда, помню, дедушка всегда говорил, что не надо возвращаться в прошлое, там уже ничего нет из того, что ты помнишь и что тебе дорого, и вместо радости получишь только грусть и разочарование. Но мне всё равно хочется…

- Значит, продолжаете мечтать?
- Всегда мечтаю. На воздушном шаре мечтаю полетать, раз уж лётчиком стать не удалось.
- А Семёнов стал для вас родным?
- Да. Только теперь, когда я сама себя считаю и чувствую коренной жительницей, меня часто называют приезжей, якобы и разговор у меня нездешний, и вообще…

- А счастье, по-вашему, – что такое?
- Это нельзя объяснить, это надо чувствовать. Вот недавно я лежала в борской больнице, и одна медсестричка, ставя мне капельницу, никак не могла попасть иглой в вену. Она так нервничала и огорчалась, что чуть не плакала. Я успокаивала её, хотя мне было достаточно больно, говорила, что всё обязательно получится. Наконец получилось, и девчонка так обрадовалась, даже затанцевала по палате. Глазищи огромные, слёзы блестят, но я думаю, что это и было для неё счастье.

- Ну, и о погоде? Какую погоду вы теперь любите и какая погода в вашем доме?
- Погоду я не разделяю на плохую и хорошую, я люблю всякую. Песня есть очень подходящая о том, что у природы нет плохой погоды, и вот кто это поймёт, тот и счастлив. Я счастлива, потому что принимаю всё как благодать. Правда, чувствую в себе какой-то бунтарский дух, стихию я очень уважаю. Гроза или буря, сильный снегопад или шторм на море меня так завораживают, даже сердце замирает от восторга. Такой песчинкой чувствуешь себя при этом! Но это не страх, а что-то необъяснимо тревожное и волнующее.

А вот в доме я люблю хорошую погоду, пусть не постоянный штиль, но чтобы без бурь и прочих катаклизмов.