Подготовила Ирина КОЛОБОВА
09.09.2020 г.

Детские воспоминания Татьяны Евсеевны ПАДОЖНИКОВОЙ – это практически классика жанра, которая ярко, доступно и правдиво отражает жизнь всех, кто так или иначе приближал Великую Победу.

Ничего героического в их подвиге не было, они просто жили. В силу своих младенческих лет они не знали другой жизни, и сравнить им было не с чем.

Когда началась война, мне было полтора года, – пишет Татьяна Евсеевна. – Наша деревня Остреево, стоящая на берегу Линды, тогда относилась к Семёновскому району. Вроде бы, я не должна помнить ничего, но я почему-то помню, как отец уходил на фронт, как мама плакала, бабушки крестились и громко причитали, и я цеплялась за папины сапоги. Эти воспоминания так крепко засели в моей голове, что как будто всё это происходило вчера. Сначала я ещё не понимала, что такое война. А потом стало очень плохо, и я как-то странно быстро начала даже не расти, а именно взрослеть. Уже не плакала и не требовала лишнего кусочка хлеба или молока, понимала, что нет…

Маме было всего 23 года, с нами жили обе бабушки, две папины сестры, одна из которых – инвалид. Мама работала на ферме, потом кладовщиком зернового склада, за свою работу получала палочки – трудодни, на которые в конце года выдавали сколько-то зерна. Нас спасало хозяйство: корова, поросёнок, куры, особо не голодали. Только вот где мама сил и времени брала на всё это? Каждую неделю она ездила в Горький, продавала молоко, сколько выручит – на то и жили. Картошку сажали. Вот, наверное, тогда и появилась поговорка: «Я и лошадь, я и бык…». Четыре женщины впрягались в плуг, а пятая шла сзади. Лошадей-то всех на фронт отправили.
Помню, как автозавод бомбили. Мы, ребятишки, замирали то ли от страха, то ли от какого-то восторга, когда всё небо занималось заревом. Специально собирались возле нашего дома, откуда лучше было видно. А женщины плакали и крестились… Так и пережили войну. Вроде бы, долго она шла, а вроде бы, и быстро. За четыре года мы, дети, повзрослели на целую жизнь, а наши молодые красивые мамы постарели.

Ждали, конечно, победы, но как всегда и бывает, пришла она неожиданно. Помню, спим ночью, и вдруг стук в дверь – сильно напугались, ничего ведь хорошего-то не ждали… Бабушка стучала – плачет, кричит, а мы ничего не понимаем. «Танюшка, – кричит, – война кончилась, сейчас по радио объявили!». А у нас во всей деревне радио было только в их доме. Вот это было счастье! Не знаю, испытывала ли я что-то подобное потом, в дальнейшей жизни. Но счастье длилось недолго – до 8 июня. Тогда для нас началась ещё одна война – выгорела вся деревня. Случилось это днём, все женщины бросились с вёдрами огонь заливать, но ветер оказался сильнее, так принялся носиться туда-обратно, от одного дома к другому, что за два часа два ряда домов сгорело, ряды бань и житниц. И, вроде бы, Линда прямо в деревне протекала, вода рядом, а со стихией справиться не удалось. Из 84 домов осталось 16. Почти вся скотина сгорела, потом долго в деревне жареным мясом пахло. Слава Богу, коровы в поле были, а то бы совсем беда. Когда вечером наши коровушки по домам возвращались – такой вой стоял… Непонятно, кто громче ревел – коровы или мы всей деревней.

Стали мы жить в амбаре с соломенной крышей – две коровы внизу, а мы наверху, на сеновале. Как дождь пойдёт, так хоть плачь. Но делать нечего, надо жить и что-то делать. Мама купила в соседней деревне за семь километров домишко, а как его переправить? Да ещё и леса надо было.  По Линде тогда плоты из леса плыли, вот мы и принялись их вылавливать. А везти-то на чём? Запрягли быков, а они – такие лодыри, возьмут и разлягутся прямо в упряжке, ничем их не проймёшь.
Кое-как справились, дом поставили, печку сложили, крышу зарешетили да толем покрыли. Это уж где-то к октябрю дело было, похолодало сильно. Дом был в одну избу, а нас без малого 20 человек: нас пятеро, маминых родителей семья, одна сестра с грудным ребёнком, так что пришлось ещё и зыбку посредине избы подвесить. Да ещё шесть человек плотников с нами жили. Десять человек на печи спали, остальные восемь – на полу. Мама тогда решила отцовскому начальству бумагу послать. Пошла в сельсовет, составили письмо, отправили – ни ответа ни привета.

Отпустили его в отпуск, только когда уже морозы стояли. Приехал отец, сразу за дело взялся – дранку драл, крышу крыл. Потом снова уехал. Он на Северном фронте служил, в городе Кандалакша. Только в августе сорок шестого домой вернулся. Нам повезло – отец прошёл всю войну и вернулся без единого ранения. Говорил, что это его Никола Святитель оберегал. Бабушка, когда он на фронт уходил, дала ему с собой образок, вот он с ним и не расставался всю войну. Сейчас святой меня оберегает, я его образ тоже собой всю жизнь ношу.

Вернулся отец – начали обживаться. Мама даже как будто помолодела, расцвела, и я счастлива была, ведь рядом много безотцовщины было. Так что, я считаю, что детство моё счастливым было. Конечно, трудиться приходилось много, но мы ведь другой-то жизни и не знали, нам нормально было, даже не представляли, как это можно целый день ничего не делать. Потому до сих пор мы и не можем сложа руки сидеть.

Отец в колхозе стал работать, как все. Никто не возмущался, что паспорта на руки не выдают и из колхоза не выпускают. Понимали – так нужно. Каждую зиму уезжал на лесозаготовки, далеко от дома. Задумались о новом доме. В 1951 году поставили пятистенок, хороший дом, добротный. Мама трудилась бригадиром полеводческой бригады, потом звеньевой была в бригаде по выращиванию льна. О ней частенько в газете писали. Правда, тогда, в 1965 году, нашу деревню и весь Линдовский район к Борскому присоединили, так что и газета была «Борская правда». Они у меня оба – и папа, и мама – знатные колхозники были, портреты постоянно на Доске почёта, медалей много имели, наград всяких, ценных подарков, маму неоднократно избирали депутатом Борского городского совета.  Я всю жизнь горжусь своими родителями, преклоняюсь перед их памятью и всей их жизнью, которая и была настоящим подвигом.

Родителям ещё одного нашего земляка Ивана Петровича Карамышева из деревни Рождественское есть с чем сравнить жизнь до, после и во время войны. Они ещё застали счастливую довоенную жизнь в родном колхозе. Антонида Ивановна, в девичестве Фролова, и Пётр Кириллович родились в 1928 году и в свои тринадцать лет они уже знали, что такое нормальная человеческая жизнь. Да, без изысков и чревоугодий, с трудностями и работой по мере сил и возможностей, но – мирная, правильная и такая, за которую можно и побороться, даже жизнь отдать. Они жили и воспитывались в лучших традициях социализма. И именно они, как и все советские люди буквально всех возрастов, ковали и приближали Победу, плодами которой мы пользуемся вот уже 75 лет.
Многое они положили на алтарь победы – счастливое, беззаботное детство, обучение в школе, дальнейшее образование. Возможно, многие из них могли бы стать хорошими врачами, инженерами, учителями. Но большинство наших земляков – это колхозники, чей труд стал основой будущей мирной и благополучной жизни. Лесозаготовки, работа в поле и на фермах, постоянный недосып и голод, и всё это наравне с взрослыми. Да, взрослели тогда очень быстро и уже на всю жизнь. Зато дети и внуки узнали, что такое мирная и счастливая жизнь. И это самая высокая цена, которую недопустимо переоценить, снизить или опошлить.