Ирина КОЛОБОВА
28.07.2015 г.

Завтра исполнилось бы 108 лет Борису Корнилову.

И снова эта условная частица «бы». Конечно, до своего столетия наш поэт вряд ли бы дожил, но сколько бы он сумел создать бессмертных шедевров, если бы…

Проклинать и корить судьбу – дело неблагодарное, но до слез обидно, что творчество Корнилова так несправедливо мало известно людям. Туристы в самом начале экскурсии по Корниловскому залу музея обычно имеют вид отвлеченный и скучноватый. И только после фразы о том, что Корнилов был мужем Ольги Берггольц в их глазах зажигается интерес – дескать, не зря приехали. Очень обидно. Да еще и пресловутая «Песня о встречном», как несмываемый ярлык, перевернула в сознании читателей представление о глубоком лирическом даре поэта – для многих он так и остался соавтором знаменитого коммунистического гимна, причем пальма первенства в этом авторском тандеме всегда была отдана композитору Шостаковичу. 

Но следуя за экскурсоводом, вслушиваясь в незнакомые строчки прекрасных стихов, посетители музея как будто попадают в иное измерение, где Борис Корнилов предстает как талантливейший, незаурядный поэт. И всем становится ясно, что если бы не жестокая судьба, его известность не ограничилась бы сказкой про больные медвежьи зубы и гимном энтузиастов былых времен, в котором «и встречный и жизнь пополам». После таких экскурсий у многих любителей поэзии сборник стихов Корнилова становится карманной книгой, в которой можно найти ответы на любые самые сложные житейские вопросы. И тогда уже и «Соловьиха» запоминается наизусть после второго прочтения, и красивое имя Ольга привычно рифмуется с ольхой: «И еще хочу прибавить только к моему пропетому стиху, что порою называю Ольга розовую свежую ольху». И с грустью вспомнится, как: «от резных ворот, через отчий сад и поля, где пасутся закаты, я ушел вперед, не взглянув назад на соломой покрытые хаты…» И непременно по телу пробегут мурашки, когда, гуляя по нашим семеновским лесам, вдруг вспомнится: «Мы идем, и рука в руке, и шумит молодая смородина. Мы на Керженце, на реке, где моя непонятная родина».

В лирике Корнилова отражена не только эпоха, в которой он жил, но и пророческая правда жизни его потомков. Вот в этом и заключается истинный Божий дар. Вот поэтому талантливые люди долго не живут, слишком много дается им небесами, и слишком много спрашивается с них. Потому они и торопятся жить, чтобы успеть все и даже больше. Судьбу человека изменить невозможно, а вот сделать так, чтобы память о нем жила вечно – дело вполне земное. Тяжелые и кровавые времена на заре новой эры, когда, как известно, лирика была в загоне, давно миновали. После них было множество других переворотов, а имя Корнилова до сих пор не заняло своего законного места в поэтической табели о рангах, где оно должно стоять на одном из первых мест. Вот в этом главная несправедливость, и ее нужно ликвидировать, чтобы слова поэта были пророческими не только на бумаге: «Когда-нибудь, но буду снова я бросать на землю семена».

* * *

Завтра, 29 июля, в 11.00 у памятника Б. Корнилову (на одноименной площади Семенова) состоится митинг, посвященный дню рождения поэта. В 11.30 Историко-художественный музей приглашает на экскурсию по тематическому экспозиционному залу «Поэт Б.П. Корнилов». В 12.00 опять же в Историко-художественном музее – презентация выставки «Все мои друзья-приятели» – о семеновском периоде жизни поэта, по окончании которой – круглый стол «Поэзия: она везде, во всем…». 

Последнее письмо 

На санных путях, 
Овчинами хлопая, 
Ударили заморозки. 
Зима. 
Вьюжит метель. 
Тяжелые хлопья 
Во первых строках моего письма. 
А в нашей губернии лешие по лесу 
Снова хохочут, еле дыша, 
И яблони светят, 
И шелк по поясу, 
И нет ничего хорошей камыша. 
И снова девчонка сварила варенье. 
И плачет девчонка, девчонка в бреду, 
Опять перечитывая стихотворенье 
О том, что я – никогда не приду.
И старую сосну скребут медвежата –
Мохнатые звери.
Мне душно сейчас,
Последняя песня тоскою зажата,
И высохло слово, на свет просочась. 
И нет у меня никакого решенья. 
Поют комсомолки на том берегу, 
Где кабель высокого напряженья 
Тяжелой струей ударяет в реку. 
Парнишка, наверное, этот, глотая 
Горячую копоть, не сходит с ума, 
Покуда вьюга звенит золотая 
Во первых строках моего письма. 
Какую найду небывалую пользу, 
Опять вспоминая, еле дыша, 
Что в нашей губернии лешие по лесу, 
И нет ничего хорошей камыша? 
И девушка, что наварила варенья 
В исключительно плодородном году, 
Вздохнет от печального стихотворенья 
И снова поверит, что я не приду. 
И плачет, и плачет, платок вышивая, 
Травинку спеша пережевывая... 
И жизнь твоя – песенка неживая, 
Темная, камышовая.

1927