Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
13.04.2022 г.

Истории беженцев из Донбасса и Луганска вызывают разные эмоции у людей, далёких от военных действий. Наверное, именно эта удалённость от беды немного притупляет переживания, не позволяет мозгу зацикливаться на ней.

Но когда о ней узнаёшь из рассказов тех, кто лично пережил горе, мнения перестают разделяться, и у каждого человека возникает единая эмоция – сочувствие и желание помочь.
Недавно в редакцию со словами благодарности всем семёновцам обратилась Мария Бурдейная. От имени своей семьи, которая в один миг увеличилась втрое, она хотела сказать огромное сердечное спасибо всем, кто поддержал в трудное время большую семью Бурдейных. Сбивчивый, прерываемый слезами рассказ Марии Николаевны невозможно слушать равнодушно.

Долгожданная встреча

- В Мариуполе живут родственники моего мужа, – рассказывает Мария, – у них большая семья – восемь человек детей, и теперь у каждого свои семьи. Мы в последнее время почти смирились с тем, что нет возможности увидеться, ограничивались телефонными разговорами. А 24 февраля и этой возможности мы были лишены. Связь с родными пропала. Сказать, что мы переживали, значит ничего не сказать. А тут ещё новости – одна другой страшнее. Оставалось только Богу молиться. И вот недели через две позвонил брат мужа Алексей, сказал, что все живы, а для того чтобы позвонить, ему пришлось залезть на крышу девятиэтажного дома. Никаких подробностей он нам не успел рассказать, но мы были рады, что все живы. Наконец 28 марта они к нам приехали. Боже мой, какие они были худые, измученные…

Страхи и переживания за своих родственников у Бурдейных не пропадают, поскольку приехали не все. В Мариуполе остались родители Артёма, которым уже за восемьдесят лет, престарелая тётя и младший брат Иван, он остался помогать родителям, а свою жену с тремя детьми отправил в Семёнов. Мария Николаевна достаточно подробно рассказала о жизни своих родственников в подвале, о том, как они приняли решение бежать, как бежали… И от этого рассказа возникало острое желание познакомиться с ними лично и всё услышать из первых уст. Что мы и сделали.

Дом Бурдейных встретил нас незапертыми дверями, похоже, действительно, те, кто пережил настоящую беду, не заморачиваются по поводу таких мелочей, как замки и засовы. Навстречу нам в ставшую разом тесной столовую вышла большая, шумная и, что удивительно, весёлая семья. Видно, семёновский воздух пошёл на пользу беженцам. Ребятишки любопытно выглядывают из-за спин взрослых, и каждый рад рассказать свою собственную историю. Да, кажется, страшная быль для ребятишек уже потихоньку переходит в разряд хоть и опасных, но всё же приключений.
Хозяин дома Артём Бурдейный вспомнил наше недавнее с ним интервью, в котором он высказал свою заветную мечту – встретиться со всеми своими родственниками из Мариуполя.

- Похоже, мечтать-то надо поаккуратнее, – грустно пошутил Артём. – В самом страшном сне я не мог представить, что у долгожданной встречи будет такая причина.

Ну, пожалуй, пора представить всю семью Бурдейных.
Алексей, брат хозяина дома, его жена Татьяна на девятом месяце беременности, дочке Вике 15 лет, Полине – 7,5, Костику – 6, Алисе – 3. Они первыми приехали к родным на добрую семёновскую землю.
Екатерина, жена младшего брата Ивана, с тремя детьми приехала чуть позднее. Они немного задержались в Москве, где на вахтах работают их бабушка с дедушкой. Катины родители хотели хоть немного побыть со своей дочкой и внуками. Кириллу 8 лет, Насте – 5, Милане два годика.
Дети Артёма и Марии Бурдейных пока живут у своих бабушки и дедушки, места всем в гостеприимном доме не хватает. Но при первой же возможности они с удовольствием бегут домой, чтобы поиграть со своими двоюродниками, послушать, затаив дыхание, страшные истории.

- Мы потихоньку начинаем отходить от всех наших мучений, – говорит Алексей. – Семёнов нас встретил так по-доброму, что уже забывается всё плохое. В первый же день к нам из паспортного стола приходили, из администрации, из отдела образования. Помощь просто рекой течёт. Наша Полинка уже в школу ходит, в первый класс. Вика в Мариуполе училась на повара, теперь будет доучиваться в семёновском техникуме.

Чай со вкусом пороха

- А до этого мы месяц жили в страхе, – продолжает Алексей. -– Когда стали мелькать новости о том, что скоро на Украине начнётся война, мы даже подшучивали над этим, не верили. И вот 25 февраля в пять утра раздались в городе первые взрывы. Мы сначала даже не поняли, что это такое. Даже когда видели, как люди толпами тикают, не понимали ничего. А потом взрывы и стрельба стали регулярными и всё ближе и ближе к нашему дому. Мы приняли решение перебраться к родителям. Вот где мы поняли, насколько мудрый у нас отец. Он когда-то вместе со своей сестрой тоже пережил ужас, когда город был оккупирован фашистами. Ему тогда было 4,5 года, а теперь 85, и снова – ужас. Когда отец строил свой дом, укрепил его очень основательно, и всё время повторял: «А вдруг война». Так что цокольный этаж у нас очень крепкий. Там мы и поселились. Наверху много окон, а это очень опасно. Старались без серьёзной необходимости туда не подниматься. Собрали все свои запасы, консервацию, перевезли в родительский дом, и первое время кое-как перебивались. Думали, ненадолго. Но продукты постепенно заканчивались, пришёл момент, когда совсем нечем стало детей кормить. И воды не было, всё было разрушено. Хорошо, зима снежная, снег топили, и готовили, и стирали. Вскипятишь чай, а он порохом пахнет, и бельё тоже. Потом дожди пошли, опять радость. Папина сестра, тётя Нина, жила отдельно, не хотела из дома уходить, у неё какое-то время свет был, я ходил к ней телефоны заряжать. Но позвонить-то всё равно было проблематично, вышка в первый же день была взорвана. Но хоть фонарик сколько-нибудь поработает. Все детские светящиеся игрушки мы на фонарики переделали. Газовая труба тоже была пробита. И снова благодарность нашему отцу: почему-то за неделю до этих событий он вдруг решил дров запасти. Дровами и спасались. Котёл приспособили под плиту.

Целый месяц жили Бурдейные в подвале, без света, без свежего воздуха. Целый месяц в паническом страхе.

- Дети сначала воспринимали всё как игру, – продолжает Алексей, – мы пытались им это внушить. Но они слышали наши разговоры, взрывы, стрельбу и быстро поняли, что это не игра. Когда спать ложились, головы руками закрывали. А мы молились: только бы ночь пережить. Пытались их отвлечь всеми способами. Мальчишки, например, научились кубик рубика собирать, практически в темноте. Вряд ли бы в обычное время им это удалось так быстро. Пазлы собирали, сказки рассказывали. Раза четыре за весь месяц мы на свой страх и риск разрешили детям на улицу выйти. Мне приходилось делать вылазки за водой. У кого-то скважина осталась, вот туда на велосипеде и ездил, очереди выстаивал иногда под обстрелом. Тётю пришлось тоже к нам перевезти, у неё ещё оставались кое-какие запасы, но этого было очень мало. Поехал на разведку в город. Магазины все брошены, двери открыты настежь, заходи, бери, чего хочешь, но всё уже было разобрано до нас. Я застал только почти совсем не тронутые стеллажи с водкой и вином, продуктов – никаких. Где-то под полками обнаружил упаковки с какими-то хлопьями. И вот радость – холодильник с мороженым. Затарился, как мог, привёз домой. Мороженое мы на огне топили и в эти самые мюсли добавляли.

- Дети ели, а взрослым приходилось ремни потуже затянуть, – вступает в разговор Катя, – когда Алексей рассказал, что ничего в магазине нет, я сказала, что сама пойду, женским взглядом посмотрю, вдруг чего не заметил. Решилась, пошла. Нашла бутылку масла, а в холодильнике обнаружила упаковки с готовым тестом. И просроченный кефир взяли, оладьи на нём пекли. Мешок отрубей тоже в дело пошёл. С аптеками совсем было плохо, из десяти одна-единственная осталась, и к ней очереди многокилометровые. Мы с мужем глубокой ночью на крышу лазили, чтобы позвонить, если получится. Видели, что огни всё ближе к городу подходят, сужается кольцо. Многие уходили, кто как мог. Соседи отдали нам своих кур, сказали, чтоб не жалели, кололи и ели. А мы не стали колоть, и они нам за это стали каждый день яйца нести. Мы их на муку меняли. Чтобы с ума от страха не сойти, я стала дневник вести, каждый день записывала.
Катя не показала свой дневник, говорит, много там таких ярких выражений, что не на каждое ухо рассчитаны. Все свои эмоции в дневнике изливала. Мужчины старались хоть немного облегчить жизнь своим жёнам и детям, а женщины-матери молились за своих детей.

- Наша мама постоянно плакала, – рассказывает Алексей, – мы-то рядом, а две другие дочери с семьями неизвестно где. Сестра сумела как-то сообщить, что находится в Харькове, сидят в подвале, в котором обстановка по сравнению с нашей вообще кошмар. Поехал я в очередной раз воды раздобыть на своём старом подростковом велосипеде, на трупы и завалы уже почти внимания не обращал, и тут сам едва от шальной пули уберёгся, вернее, столб меня уберёг, в него пуля влетела. Молодой боец на БТРе предупредил, что лучшего ждать нечего, если есть возможность – надо бежать. А как бежать, куда, на чём? Никаких машин, никаких возможностей, никакой помощи. С первого дня единственная предупреждающая сирена прозвучала, а из руководства города вообще ни одного человека в городе не осталось. Сами себе люди предоставлены, как говорится, спасение утопающих – по-прежнему дело рук самих утопающих. Очень не хотелось тонуть, особенно переживал за беременную жену, ей труднее всех приходилось, хоть и не пожаловалась ни разу. Боялась, что придётся в подвале рожать, а мама уже пыталась какие-то самые необходимые вещи припасти для этого. Настраивались, как могли. Наверное, именно мысль о жене и стала решающей. Поехал я на своей «Десне» разведать обстановку, поближе к морю подобраться. Рассказал своим, что да как, сообща решили, что надо действовать. Ночью поспокойнее, побежим следующей ночью. Но утром вдруг небольшое затишье образовалось, и не стали мы раздумывать, за десять минут собрались, взяли документы и пошли. Рискнули, одним словом, потому что надежды на лучшее уже не оставалось. Родители не пошли, брат чуть не со слезами жену свою и детей отпустил, но стариков одних оставлять нельзя. Люди, что остались, с удивлением и страхом на нас смотрели, добрые слова вдогонку говорили, крестили.

Добежали

- Вот теперь могу сказать, что 23 марта мы пережили сорок минут ада, – говорит Катя. – Четыре километра до спуска к Азовскому морю мы шли через этот ад, где рвались снаряды, свистели пули и каждая могла попасть в кого-нибудь из нас. Дети не проронили ни звука, ни слова, ни одной слезы не уронили. Как будто выключились они на этот момент, даже моя двухлетняя Милана не плакала, вцепилась в меня и не отпускала. Сейчас кажется, что будто и не с нами это происходило, будто кино какое-то страшное снимали.
- Минут через сорок добрались до блокпоста, – продолжает Алексей, – сначала машины увидели, потом к нам навстречу люди подбежали, репортёры. Детям шоколадки раздали, нас чаем напоили. А потом мы увидели огромную очередь из желающих выбраться отсюда, больше тысячи человек. И опять повезло, один военный увидел наших деток и без разговоров определил нас в самое начало очереди. Потом автобус, Донецк, Таганрог, школа, где разместили огромную партию беженцев, шум, суета, теснота… Но всё равно уже почти мир, по крайней мере, мы почувствовали себя под защитой. А потом Москва, и вот мы в Семёнове. Честно скажу, так нас нигде не встречали и не привечали. Администрация решает все вопросы профессионально и оперативно. Один перевод наших документов с украинского языка на русский мог бы доставить много хлопот и материальных и временных. Все отделы администрации, каждый в своей сфере, помогают нам, и образование, и спорт, и культура, и соцзащита. Православная церковь очень помогает. После всех наших мытарств кажется, что мы попали на другую планету, где мир и доброта.

Похоже, семья Бурдейных действительно обрела свой дом, по крайней мере, сами они говорят, что назад не вернутся.
- Не везёт мне с Украиной, – признаётся Алексей, – восемь лет назад Семёнов уже спасал нас от её ужасов. Тревога за родителей заставила нас вернуться в Мариуполь, но дом, который я построил для семьи, был конфискован. В эту волну второй наш дом был разрушен. Снова наступать на те же грабли не хочется, и мы решили, что теперь наш дом будет здесь, в Семёнове.