Ирина КОЛОБОВА
06.06.2020 г.

Вот уже почти год как живёт, странствует и дарит людям радость книга стихов семёновского поэта Владимира Пайкова.

А когда-то он об этом только мечтал. В свойственной ему ироничной и самокритичной манере Владимир Николаевич обращался к своим читателям: «Свои стихи я без поспешности дарю вам в кратком обобщении. Теперь за все мои погрешности настал, как видно, час отмщения».

Да, отдать свои «души прекрасные порывы» на всеобщий суд – дело трудное: а как воспримут? Понравится ли или посмеются, а может, и крепким словцом припечатают… Наверное, именно поэтому очень редко издаются стихи при жизни поэтов. Наверное, именно поэтому огромное количество прекрасных стихов или навсегда канут в Лету или живут себе собственной жизнью, как в самоизоляции. Иногда, правда, какие-то из них вдруг возникают из небытия в голове тех, кто когда-то их слышал. Тут и начинает работать мозг в усиленном режиме: «Как уж там было у Пайкова? Ведь такие хорошие стихи написал, и очень бы они сейчас к месту…».
Именно такая мысль заставила Юрия Воробьёва вплотную заняться изданием сборника стихов любимого многими семёновцами поэта.

Он не стремился быть потешником…

- Мы давно приятельствовали с Владимиром Пайковым, – рассказывает Юрий Павлович, – я в колхозе работал, а он юристом был в управлении сельского хозяйства. Скажу честно, каждый, кто хоть раз был в компании Владимира Николаевича, моментально становился его другом, приятелем, товарищем. Очень светлый человек. Хоть и резал, бывало, правду-матку без купюр, да ещё и в стихах, но никаких обид на него не возникало. Наверное, именно потому что в стихах. Как на стихи-то обижаться? К тому же, пусть, вроде бы, и «припечатает» кого, зато в поэзии увековечит. Сам-то он в стихах признавался, что не стремился быть потешником и служить всем в увеселение, что только правду говорит. Так оно и было, но в любой компании он всегда был душой.
Так вот, вскоре после его похорон я пришёл к нему на кладбище, и вдруг в голове мелькнула строчка из одного его маленького пародийного стишка. Там говорилось, от чего, дескать, умер человек. От чего не скажу, а вот от кого – на венках написано. И так это было сказано с юмором, с подвохом. Но не мог я вспомнить ни одной строчки. Подумал тогда: а что, если все его прекрасные стихи вот так и пропадут. Пошёл я в первую очередь, конечно же, в нашу библиотеку к Надежде Узденёвой – говорю, что надо бы книжку стихов Пайкова издать. А она очень обрадовалась: говорит, давно пора, да и первая часть книги уже есть, её сам Владимир Николаевич подготовил, да и у неё много печатных листов с его стихами хранится и даже брошюры самиздатовские.  Только вот руки всё не доходят. Разговорился я с Колей Сустатовым (Николай Алексеевич Сустатов), он тоже дружил с Пайковым. Оказалось, что для издания книги уже даже деньги есть, осталось только материал собрать. Взяли мы тридцать листов со стихами Володи, которые хранились у Коли, и пошли к Ольге Комаровой (Ольга Гавриловна Комарова, педагог – авт.), она как будто ждала нас.

Как художник на манжете мог портрет нарисовать…

- Я училась с Володей в одном классе, – вспоминает Ольга Гавриловна, – правда, недолго, потом в первый интернат перешла. Конечно, за юностью лет я не помню его увлечения стихами в то далёкое время, не интересовалась, наверное. Но когда из своей сельской школы я приехала работать в родной первый интернат да однажды случайно попала в компанию с Володей, всё сразу и вспомнилось. Вот тогда я и узнала, какой талантище живёт в нашем городе. Как это у него получалось? Увидит человека и будто сразу насквозь его разглядит. Одно четверостишие – и вот вам честный и правдивый портрет. Как его было не любить! Но и побаивались тоже – такие тонкие струнки души мог на свет вытянуть! Разговоры об издании книги его стихов велись давно, но, как это часто бывает, активизировались мы только после похорон. Поминали Володю и решили, что обязательно сделаем это, даже деньги собрали.

Ольга Гавриловна ни в какую не согласилась открыть имена меценатов, сложившихся на издание книги. Я не сомневаюсь, что поклонников и, главное, поклонниц его таланта, готовых пусть небольшой суммой поддержать хорошее дело, в нашем городе достаточно. Женщины самых разных возрастов удостоились его внимания и эпиграмм. Знаю это не понаслышке, сама бережно храню в старом блокноте обрывок потёртой салфетки с почти уже стёршимся текстом. Это был не просто текст, а яркое, оригинальное четверостишие, посвящённое лично мне. А ведь мы были даже не знакомы, просто случайно встретились. Взяв бумажку из рук незнакомого человека и прочитав стихи, я как-то сразу же стала счастливой и почувствовала себя золушкой на балу, когда «художник на манжете мой портрет нарисовал». Владимир Николаевич и на манжете написал бы стих, если бы больше ничего не оказалось под руками.

«Могучая кучка»

- Володя писал на коленке – мы всегда так про него говорим, – вспоминает Николай Алексеевич Сустатов. – Я с ним познакомился, можно сказать, по служебным обстоятельствам. Я тогда был начальником ПМК, и один мой водитель попал в неприятную ситуацию, даже до суда дело дошло. Вот там я и познакомился с адвокатом Пайковым. С тех пор по каждому случаю к нему обращался – он очень хороший юрист. Стали дружить. Он, бывало, как напишет новый стишок, мне звонит: приходи, мол, почитай, оцени. Потом и жить стали неподалёку друг от друга. Я стал намекать, что надо бы книжку издать, вон уж сколько стихов накопилось, пропадут ведь. А он всегда отмахивался: зачем? Баловство это, несерьёзно.
Как-то сидим на скамеечке возле его дома на Садовой, и к нам Семён Андреевич Демидов подсаживается. Я его начал обрабатывать: помогите, дескать, он меня полностью поддержал. У Володи старенький компьютеришко был, вот он и начал свои стихи в систему приводить. Не думал, конечно, что когда-то напечатают, но знаю, мечтал.
На пятый год после его смерти сбылась мечта. Мы как раз к этой дате хотели угадать.

Много работы сделано, но она нетрудная была, а в радость. Все отзывались, как только заикнёмся о книге. Столько стихов принесли, только приводи в порядок. С зятем Владимира Николаевича познакомились, с Егором Айдовым. У него тоже большой архив был, даже кассета, где сам автор свои стихи читает, и уже свёрстанная первая часть книги. Поэты-«родниковцы» (члены литературного объединения «Родники» – авт.) помогли, друзья, знакомые. Валерий Калинкин, друг его закадычный, много стихов принёс. Юрий Храмов десятка два стихов прислал да вырезки из газет. Жена Валентина Петровна самиздатовский сборник принесла и много фотографий. Материалов набралось много, а вот средств не хватало. Оказалось непростым это дело – книгу издавать.

Вот так и собралась «могучая кучка» издателей. Юрий Павлович Воробьёв взял на себя большую часть технической работы, в смысле, с издательством договориться, оценить, в Нижний Новгород скататься. А до этого была проведена колоссальная работа по систематизации отдельных листочков, набросков, обрывков текста, воспоминаний и прочего, прочего, прочего. Два года создавалась книга.
- Название книги, оформление обложки у Владимира было уже готово, – говорит Юрий Павлович, – тут мы ничего не стали изобретать, как и не стали ничего менять в первой части его книги. Только вот теперь, когда сборник уже вышел в свет, кажется, что чего-то не доделали, чего-то не так сделали. Наверное, нужно было сразу через газету клич кликнуть, ведь тогда бы столько ещё стихов прибавилось.
Но всё равно очень рады, что пятилетие дня памяти Владимира Пайкова мы отметили тем, что исполнили его мечту. И может даже главное – не сама книга, а то, как отнеслись к её изданию люди. Они помнят, любят и очень уважают этого человека. Когда мы поняли, что собранных Ольгой Гавриловной денег не хватает, обратились к знакомым по сельскому хозяйству. Хорошо помогли руководители сельхозпредприятий Малого Зиновьева и Елфимова, лично бывший главный агроном управления сельского хозяйства и администрация округа.

Очень правильное название придумал своей книге поэт Владимир Пайков. «Отражение» – вот как она называется. В ней отразилось всё, как в хорошем не кривом зеркале: в стихах – его отношение к жизни, а в издании книги – отношение жизни, то есть, людей к нему.
Так что напрасно поэт побаивался часа отмщения. Этот час, безусловно, настал, только назвать его нужно по-другому – часом памяти, любви и признания.
И напрасно волнуются наши уважаемые издатели о том, что что-то сделали не так. Всё так. Всё правильно.

А ещё один, усовершенствованный и значительно дополненный сборник стихов любимого поэта обязательно будет. Думаю, что эта статья всколыхнёт в памяти многих читателей лучшие моменты, связанные с его стихами, заставит покопаться в личных архивах и выведет в свет не один десяток, а то и сотню пока неизвестных произведений Пайкова.

Владимир ПАЙКОВ

Семёнов

Средь уснувших тополей и клёнов,
За каймой ветвистой бахромы
Прячется от глаз чужих Семёнов –
Стольный город славной хохломы.
Некрасив на первый взгляд, не бросок,
Словно незаконченный на вид
Живописца местного набросок
В мастерской природы позабыт.
Но нигде – от Нижнего до Вятки –
Говорю о том не сгоряча,
Нет звончей потехинской двухрядки,
Удалей лихого «сормача».
Славен рукоделием народным
Самобытный наш кержацкий край.
Здесь, коль сердцу любо, что угодно
Из поделок наших выбирай:
Солнечный янтарь кленовой ложки
Теплотой окутывает глаз,
А ударь в те ложки – без гармошки
Ноги начинают перепляс.
Здесь, объехав Токио и Лондон,
Покорив и город и село,
Вам матрёшка, русская Джоконда
Улыбнётся тайно и светло.
Но особо нам дано гордиться,
Что, отрада сердца и ума,
Здесь свила гнездо своё жар-птица,
Сказочная наша хохлома.
Никого окрест не устрашали
Наши сабли, копья ли, мечи,
И дворцы и избы украшали
Золотом своим хохломичи.
А в итоге сделали такое,
Что не сможет никакая рать:
Лишь резцом да кисточкой простою
Шар земной смогли завоевать.
Хоть однажды вспомнив о примере
Работящей нашей хохломы,
Не грешно б вождям, по крайней мере,
Уберечь Россию от суммы…
Свыше трёх веков назад основан
Город наш, и не случайно он
Высочайше был поименован,
И гербом к тому же наделён.
В том гербе ушедшая эпоха,
И не очень ясно, что к чему.
Потому в геральдике б неплохо
Что-нибудь сказать про хохлому.
С нынешними символами вровень,
Потеснив немного молот, серп,
Пусть на пирамиду свежих брёвен
Хохлома жар-птицей сядет в герб,
Озирая керженские дали,
Времени седому вопреки,
Чтоб корней своих не забывали
Ты, и я, и наши земляки…
Под высокой синью небосклона,
От Архангельска до Колымы
Нам дороже нет тебя, Семёнов
Стольный город славной хохломы.