16.05.2020 г.

Одна из самых ярких картинок детства – это рассказы моего отца Ивана Петровича Пашкова о войне. Его призвали сразу, едва началась Великая Отечественная. Он был миномётчиком и защищал подступы к Москве.

Входе сражения вражеская мина разорвалась в двух метрах от миномёта. Двое бойцов были сразу убиты. Отец, изрешечённый осколками, потерял сознание. Неизвестно сколько он пролежал, но всё же очнулся. Первое, что его поразило – это тишина. Только кое-где, вдалеке, раздавались одиночные выстрелы. Нестерпимо болела голова. Санитары, видимо, приняли его за мёртвого бойца. Ощупав себя, он понял, что жив, но был весь в крови. Правый глаз ничего не видел. В таком состоянии отец принял решение идти в тыл, искать медсанбат. Он ещё не знал, что как раз в эти дни вышел приказ Сталина «Ни шагу назад!». Согласно этому приказу были сформированы заградительные отряды, наделённые правом без суда и следствия расстреливать на месте тех, кто самовольно покинул передовую или просто струсил.

Зажав правой рукой глаз, из которого струилась кровь, отец медленно шёл в тыл. Ему было в это время 30 лет, и физически он был очень сильным человеком.  Другой вряд ли мог бы передвигаться после таких ранений. Вдруг, словно из-под земли, перед ним вырос офицер в звании лейтенанта и тут же прозвучал голос: «Солдат! Ты оставил передовую, бросил оружие. Я имею полное право тебя расстрелять!» И наставил на отца пистолет. Долго думать было некогда, оправдываться тоже. Отец вспомнил, что в правом кармане у него лежит немецкий браунинг, изъятый им из шинели убитого немецкого офицера. Он был очень маленьким. Наши солдаты обычно звали его «дамским».
Отец правой рукой выхватил из кармана браунинг и направил его на лейтенанта со словами: «Стреляй! Я тоже успею!». Лейтенант застыл, глядя не на пистолет, а в лицо отца. А ведь действительно было от чего застыть: когда отец убрал правую руку с глаза, доставая пистолет, из зияющей кровавой раны вывалилось глазное яблоко. Не упало, а повисло на тонком нерве. Лейтенант опустил пистолет, позвал пробегающего мимо красноармейца и приказал: «Солдата доставить в медсанбат и сдать врачам живым. А ты, солдат, сдай браунинг, вряд ли он тебе больше пригодится».

Так что мне крупно повезло. Потенциально я был уже на этом свете, даже ещё не зародившись. Провалявшись почти год по госпиталям, перенеся десятки операций, отец вернулся домой к жене и двум родившимся ещё до войны, детям. А 2 апреля 1943 года появился я, известивший мир о себе басистым ором. Вот откуда у меня бас! Он появился ещё при рождении.

На лице отца всегда была чёрная повязка – наглазник. Он не мог вставить стеклянный глаз, потому что была раздроблена височная кость, и зацепить протез было не за что. Я, маленький, всегда с ужасом думал: а если бы осколок ударил на несколько миллиметров подальше от глаза, не было бы отца, а значит, и меня. Я уже тогда не очень-то верил, что детей находят в капусте или в гнезде аиста.

Всю оставшуюся послевоенную жизнь отец провёл у кузнечного горна. Трудно себе представить, как колхоз, да и вся округа обходились бы без его поистине золотых рук. Через них проходили телеги, плуги, культиваторы, всякого рода запасные части, подковка для лошадей и т. д. и т. п. Ложкари всей округи пользовались его инструментами: топорами, ножами, резцами, тёслами…
Будучи уже взрослым человеком, я встречал людей, которые с гордостью говорили, что у них есть инструмент, который выковал сам Иван Петрович Пашков! Слышать это было очень приятно. Одноглазый кузнец с оставшимися осколками в районе позвоночника, рискуя у горна потерять второй глаз, творил чудеса.

Отец ушёл в 1978 году, в возрасте 67 лет. Ушёл вместе с осколками. Всю жизнь, имея дело с железом, он и на тот свет немного его прихватил. С его изначальным здоровьем ему бы ещё жить да жить. Но война всё-таки его догнала. Уже после его похорон ко мне пришла мысль о том, как нам, его детям, повезло – он вернулся с войны живым! Пусть покалеченным, но живым!

А сколько моих сверстников росло без отцов! Конечно, в первые, послевоенные годы им было особенно трудно. Поэтому делиться со своими друзьями тем, что у тебя есть, было в порядке вещей. А взрослые это поощряли. Отец накопит куриных яиц за свою работу (кому кольца к колёсам сделает, кому топор приведёт в порядок), сварит в ведре на горне, вывалит на лужок и говорит мне: «Вовка, зови своих сорванцов, пусть они тоже поедят».
Взаимопомощь, взаимовыручка свойственны нашему поколению, или как теперь говорят, «детям войны». Это доказано самой жизнью.

Владимир ПАШКОВ