Юрий КОЛЮКИН
08.07.2023 г.

Не так давно – где-то в середине зимы, наверное, – в газетной публикации мы взяли да назвали одну из уважаемых представительниц нашего славного чиновничества заведующей. На что получили от неё по телефону гневную отповедь: дескать, никакая она не заведующАЯ, а заведующИЙ.

Да-да, она – заведующий, потому что именно так написано в официальных документах, и она с этим абсолютно согласна. Ведь с документами не соглашаться никак нельзя, поскольку там, наверху, где и составляют все важные бумаги, всегда точно знают, что делают они сами и что делать другим. Тем более как всем называться.

- А ведь вы с этими, которые наверху, не согласна – вы согласен, – поправил тогда я её.
- Кто согласен? – не поняла она.
- Вы согласен, – уточнил я. – Та, которая она, но заведующий.
На этом разговор закончился. А у меня возникло стойкое дежавю.

Обычно, если та или иная ситуация повторяется, я легко вспоминаю, где и когда был первый вариант. А после этой беседы память встала в позу и никак не захотела выдавать изначальное событие. И я до тех пор оставался в неведении, пока дочери-школьнице не выдали вторую часть учебника литературы. И что вы думаете? Открываю книжку наугад и вдруг читаю: «Сейчас ко мне вошли четверо. Среди них одна женщина, переодетая мужчиной, и двое мужчин, вооружённых револьверами. И терроризировали меня». Боже мой, да это ж «Собачье сердце», фраза профессора Преображенского из его телефонного разговора с каким-то высоким начальником – во время визита к нему компании Швондера из домкома! И далее диалог Преображенского с той самой «женщиной, переодетой мужчиной» Вяземской:
- Виноват, вы сию минуту хотите открыть дискуссию?
- Я понимаю вашу иронию, профессор. Мы сейчас уйдём, но я как заведующИЙ культотделом нашего дома...
- ЗаведующАЯ.
- Заведующая.

Так вот откуда у меня взялось это дежавю! Получается, что ещё в двадцатых годах прошлого века велись споры за чистоту русского языка! Ещё Михаил Булгаков с помощью своих героев – в нашем случае профессора Преображенского – пытался доказать, что наш язык настолько богат, что не требует унификации даже в названиях должностей, профессий и специальностей! Увы, прошло сто лет, и мы опять стали рабски согласными, чтобы нами полностью рулили исключительно те, кто наверху – вне зависимости от их интеллектуального уровня и образованности. И сомневаться в их правоте, а тем более указывать на ошибки – чуть ли не преступление.

Возможно, я жуткий зануда, но из всего этого напрашивается печальный вывод: ничему-то нас не учит наша замечательная, поистине лучшая в мире литература. Представляете, вот прочтёт восьмиклассник или восьмиклассница хотя бы этот фрагмент из «Собачьего сердца» и, как задумано автором, ощутит привкус горькой иронии, испытает сожаление к недалёкой даме, оказавшейся вдруг заведующИМ, а где-нибудь в «учреждении дополнительного образования» или даже не дополнительного, а прямо в каком-нибудь настоящем «МБОУ СОШ» вдруг встретится наяву с эдаким чудом, которое будет с высоты своего положения и возраста доказывать, что именно так – единственно правильно. И что ему или ей в таком случае думать? Что вокруг всё те же коллективные необразованные «дамы, переодетые мужчинами», над которыми заслуженно смеялись сто лет назад, или же то, что Булгаков – никакой не классик, а мелкий брюзга?

Впрочем, это лишь мельчайший пример и далеко не самый важный. В том же «Собачьем сердце» описано великое множество других нелепостей, глупостей и бредовых идей и мнений, которые насаждались обществу в то непростое время и которые как-то незаметно начинают идти в рост во времена нынешние – опять же в разряде нормы. Не верите – перечитайте ещё раз это произведение или хотя бы посмотрите фильм Владимира Бортко, и вы удивитесь, насколько спиралевидно развивается история.
«Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция… Бред этих злосчастных демократов…», – размышлял Шариков. Тот самый Полиграф Полиграфович Шариков, который по сюжету так и не сумел стать человеком, несмотря на все усилия светила медицины Преображенского. Ух ты! А ведь сейчас, чего скрывать, многие из нас снова именно так и мыслят, по-шариковски. И получается, что за издёвку над таким суждением Полиграфа Полиграфовича, которое должно вызывать у читателя жалость к недалёкому человекопсу, ныне впору вычёркивать «Собачье сердце» из списка школьной программы! Что, кстати, на самом высоком уровне уже предлагали сделать с трудом другого писателя – эссе «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына.
Я, признаюсь, и сам не ахти какой поклонник этого произведения Солженицына, но никак не из-за идеологической составляющей, а по причине тяжеловатого слога. А вот те споры по поводу «ГУЛАГА» – и «в коридорах власти», и даже и в соцсетях, среди обычных обывателей, – плавно перешли к обсуждению самого автора, и многие сегодня и впрямь с удовольствием удалили бы само имя писателя не только из школьной программы, но из отечественного литературного наследия в целом. За то, что он якобы клевещет на нашу историю. И при этом, как мне кажется, мало кто из тех, кто ратует за полное исключение Александра Исаевича из нашей литературы, назовёт хотя бы ещё одно его произведение. Да и «Архипелаг»-то эти товарищи вряд ли читали, а только слышали краем уха, что есть такой. Почти как в случае с Пастернаком: «не читал, но осуждаю». Просто потому что сейчас так ветер дует. А, глядишь, изменятся чуть настроения – и те же самые сегодняшние ярые запрещальщики будут снова признаваться в любви к «неправильному» писателю.
Кстати, в той же хрестоматии по литературе для восьмиклассников есть другое произведение Александра Солженицына – рассказ «Матрёнин двор». Щемящее повествование о больной забитой женщине, которая давно смирилась со своей судьбой, чем не стесняется пользоваться её окружение – одни заглядываются на её невзрачную избёнку, другие норовят припахать Матрёну как бесплатную рабочую силу. Есть там, правда, и совсем небольшой, безобидный отсыл к политике: «Наворочено было много несправедливостей с Матрёной: она была больна, но не считалась инвалидом; четверть века проработала в колхозе, но потому что не на заводе – не полагалось ей пенсии за себя, а добиваться можно было только за мужа». Да и та несчастная пенсия за мужа в итоге достаётся ей ох как нелегко – из-за разных бюрократических заморочек. Любопытно, а вот этот рассказ тоже каким-то образом бросает тень на нашу историю или же отражает действительность, в чём, собственно, и заключается одна из основных ценностей нашей литературы? Если уж на то пошло, то в произведениях Пушкина, Лермонтова, Толстого, других признанных классиков можно найти столько критики существовавшего в их времена политического строя и представителей власти, что Солженицын с Булгаковым и рядом не стояли. Помните, за что солнце русской поэзии Александр Сергеевич Пушкин дважды побывал в ссылках? Ага, за вольные эпиграммы на влиятельных людей того времени – архимандрита Фотия, Аракчеева и даже самого императора Александра. И я уж не говорю про произведения Салтыкова-Щедрина и Чехова, насквозь пронизанные тонкой сатирой. Так, может, на всякий случай сейчас запретить и Толстого с Пушкиным? Или, как говорят чиновники, на время приостановить их изучение?

История – вещь упрямая, она не приемлет не только сослагательного наклонения, как принято считать, но и выборочного восприятия. В ней яркие, светлые периоды чередуются с трагическими и даже мрачными – вспомните хотя бы времена смуты в России. И никак не получится, как бы кому ни хотелось, вычеркнуть те или иные годы или десятилетия. И из литературы, получается, тоже. Какие бы ни были времена – они все наши.

Другое дело – оценка событий. Но и здесь, как говорил Есенин, «большое видится на расстоянии». То, что сегодня кажется белым, когда-то потом может обрести какой-то оттенок, и наоборот. Всё процеживается сквозь сито времени, и главное, основное остаётся, а наносное, временное – пена – уходит.
Возьмите ещё один, совсем свежий пример, – пандемию коронавируса, объявленную Всемирной организацией здравоохранения. Она разом охватила чуть ли не весь мир (почему-то за исключением самых отсталых стран) и в итоге исчезла так же неожиданно, как и нагрянула. Многие наверняка уже забыли, как по нашим магазинам ходили строгие тётеньки из санитарных органов и грозили штрафами тем, кто не желал прятать лица за масками; забыли, как пускали в кино только по QR-коду… А ведь это было, было. И вдруг кончилось.
По нынешним временам правильно считать, что ковид победили коллективным иммунитетом – с помощью прививок. Что ж, будем в это верить. Но я не удивлюсь, если спустя какое-то время вся эта история с заражением, поражением и волшебным излечением откроется совершенно с другой стороны. Так что прав, ох как прав Есенин насчёт видения на расстоянии, и случаи со ссыльными Пушкиным и Лермонтовым – ярчайшее тому подтверждение.

Впрочем, вернёмся от истории ближе к литературе и родному языку, с чего и начали. На мой взгляд, нынешняя школьная программа литературы достаточно уравновешена, сбалансирована и не нуждается ни в каких кардинальных реформах. Тем более в тех, за которые пытаются браться люди от политики. Я всегда с интересом заглядываю в учебники своей дочери и с удовольствием отмечаю, что современным школьникам изучать литературу намного интереснее, чем нашему поколению. Им предлагают, наряду с классиками высшей пробы, и Василия Шукшина (в 7-м классе они читают «Парень из нашего города»), и Булгакова, и Хемингуэя, и Грина, и Твардовского, и Ильфа с Перовым, и даже «Вильяма нашего Шекспира», и множество других авторов, за книгами которых мы до сих пор ходим в библиотеку. Да, они все такие разные, у всех свой, оригинальный стиль, но зато не поспоришь – богатый слог и глубокое содержание произведений. Что учит школьника думать и правильно излагать свои мысли. Я был бы не против, если б этот список дополнился именами современников – например, Алексея Иванова.

…На днях увидел в соцсетях один отчёт об итогах какого-то творческого конкурса. Конкурс-то, вроде бы, хороший и даже полезный, и порадоваться бы за победителя, но «ответственное лицо», которое писало «о данном мероприятии», до того напичкало штампами свой небольшой текст, что добраться до сути было очень сложно. «Во исполнение…», «в целях…», «в условиях…» «совместно с…» – таким многословным получилось его первое предложение длиной в целую дюжину строчек! И о чём конкретно в нём говорится, можно было узнать только из последней, двенадцатой строки. Вот просто интересно, что из литературы в последнее время читал этот товарищ? Уж точно не Булгакова, не Ильфа и Петрова и даже не «неправильного» Солженицына. А было бы неплохо всех наших ответственных лиц обязать читать – не только бумаги, которые спускают сверху, но и нормальную литературу. И особенно самых ответственных лиц, которые и составляют главные документы, утверждают ФГОСы и прочие стандарты и знают, кому как называться. Чтобы они, эти ответственные лица, наконец поняли, что в русском языке слово «обучающиеся» сочетаются только с существительными в дательном или предложном падежах – «чему?» или «где?», а никак не в родительном. И что слова «заведующий» и «согласна» вообще никак не согласуются – во всяком случае, в художественных и публицистических стилях. Независимо от их личного согласия или несогласия.