Наталья КАЛИНОЧКИНА
16.11.2022 г.
Годы сталинских репрессий. Мрачные времена, до сих пор окончательно не сбросившие завесу страшной тайны.
Воспоминания потомков, фрагменты из официальных документов, цифры и факты, предоставленные исследователями, вновь и вновь будоражат наше общество. Мы продолжаем цикл статей о наших земляках – жертвах политических преследований.
С самого начала репрессий и чуть ли не до настоящего времени не прекращаются попытки оправдать политический террор вынужденной борьбой с «вредительством», врагами Отечества, ограничивая состав жертв определёнными враждебными государству классами – кулаками, буржуазной прослойкой, священниками. Жертвы обезличивались и превращались в «контингенты» (поляки, шпионы, вредители, контрреволюционные элементы). Однако политический террор носил тотальный характер, а жертвами его стали представители всех групп населения СССР: вспомните «дело инженеров», «дело врачей», гонения на учёных и целые направления в науке, кадровые чистки в армии до и после войны, депортации целых народов.
С начала 1930 года развернулись массовые репрессии против кулачества и середняков. В деревне в это время происходили два взаимосвязанных процесса: создание коллективных хозяйств и раскулачивание. Кулаком считался тот, кто использовал наёмный труд. Затем в кулаки стали зачисляться и те, кто имел по две коровы или по две лошади, или же просто хороший дом. Зачастую в кулаки зачислялись и середняки. Дома, скот и всё имущество реквизировалось и передавалось колхозам. Раскулаченные выселялись семьями на Урал, в Сибирь, Казахстан. Наиболее «активных антисоветчиков» отправляли в концлагеря.
В 1934 году стали действовать для вынесения приговоров по делам «врагов народа» внесудебные органы – так называемые Особые совещания, отправившие в лагеря и на смерть многие тысячи людей.
…С трепетом держу в руках небольшую по размеру бумажку – протокол обыска от 23 октября 1937 года у гражданки Балакиревой Марии Акимовны, проживающей по адресу: г. Семёнов, улица Красного Знамени, дом 44. У неё была взята для доставления в районный отдел УНКВД книга истории гражданской войны, подлежащая изъятию, ещё пять кусков… чего-то (дальше невозможно прочитать, документ заполнен через копировальную бумагу).
А вот ещё один протокол обыска из хранилищ нашего музея. Составлен сотрудником Семёновского районного отдела НКВД Карауловым 19 декабря 1937 года. Обыск – уже у Балакирева Макара Акимовича, проживающего по тому же адресу. Взято для доставления в районный отдел НКВД следующее: паспорт, военный билет на имя Балакирева, двуствольное ружьё.
Очень бережно передают мне ещё одну рукопись – воспоминания Надежды Фёдоровны Варакиной-Теричевой о своём отце.
Фёдор Емельянович Теричев родился в 1889 году в деревне Лихачёво. В молодые годы служил в армии в городе Ревеле. Там же получил медицинское образование, стал фельдшером.
«Именно в Ревеле папа познакомился с верующими людьми. Это были баптисты-евангелисты, – вспоминает его дочь Надежда Фёдоровна. – Веру в Бога он пронёс через всю свою долгую жизнь.
У нас была большая семья – семь детей, и обо всех папа заботился.
В то время в Нижегородской области был страшный голод. Отец с детьми поехал в Сибирь. В Омской области у нас жили его родственники. Мы поселились на станции Называевская. Жили там с 1919 по 1922 годы. Спокойствия мы не знали. Станция была узловая, папе приходилось лечить и белых, и красных. Папа молился и делал добро.
…В 1923 году наша семья вернулась в Семёнов. Папа работал в районной поликлинике, лечил людей. В городе начались аресты ни в чём не повинных людей».
«Помню, хотя мне было всего 3 года, как по дому ходили чужие люди, разбрасывали наши вещи, что-то искали, забрали журнал «Христианин», – пишет Надежда Фёдоровна. – Впоследствии нас обвинили в связях с Америкой, папу назвали врагом народа. Спрашивали отца, верит ли он в Бога. «Да, верю», – был его ответ».
30 марта 1932 года Теричев был арестован за антисоветскую пропаганду и приговорён к трём годам концлагеря. Отбывал срок на Колыме без права переписки.
«Заключённые жили в страшных условиях. В лагере голод, холод, цинга и тиф, – вспоминает рассказ отца Надежда Фёдоровна. – Медики в таких условиях были очень нужны. Они были универсалы. Отцу доверили снимать пробу на кухне – это спасло его от верной смерти. Ему пришлось работать и санитаром, так как люди умирали, как мухи.
А в 1941 году отца сразу отправили на фронт. Он снова лечил людей, работал в военно-полевом госпитале под Москвой. Госпиталь представлял собой палатку, освещённую лампой-фонарём, а раненых с фронта был бесчисленный поток… И в этих условиях он оперировал бойцов.
…Во время операции их засыпало в палатке, но он не был ранен, молился Богу. У папы была больная печень, прибавьте к этому недосыпание, недоедание. Упал гемоглобин, началось малокровие. Фёдор Емельянович порой не мог делать операции, падал от усталости. Был отправлен в Москву на лечение к профессору Виноградову. В начале 1944 года его комиссовали».
«С фронта к нам вернулся настоящий скелет, – с горечью пишет Надежда Фёдоровна, – но он выжил и сам себя вылечил. Во всём помогал своим детям и внукам. Вспомнил свою старую профессию – катал валенки. Заказов было много, особенно из деревень. К нему ходили и как к доктору. Он лечил и травами, и добрым словом. Не сломался, не огрубел, верил в Бога и одно время был проповедником. Прожил 80 лет и всем был нужен!»
Настоящий пример стойкости и героизма, духовной силы и человечности.
«Самое страшное – это не то, что тебя вдруг вот так в одночасье забирают от тёплой налаженной жизни, не Колыма, Магадан и каторжные работы, – рассуждает писатель и журналист Евгения Гинзбург. – Человек сначала надеется на недоразумение, на ошибку следователей, потом мучительно ждёт, когда вызовут, извинятся и отпустят домой, к детям и мужу. А потом жертва уже не надеется, не ищет мучительного ответа на вопрос, кому это всё нужно, потом идёт примитивная борьба за жизнь. Самое страшное – бессмысленность происходящего… Кто-нибудь знает, для чего это было?»
А вот ещё одна история нашей землячки. Таисия Алексеевна Крапивина была четвёртой дочерью в многодетной (десять человек) крестьянской семье Потехиных из деревни Дёмихи. В 1919 году она вышла замуж в деревню Токарево. Вместе с мужем взяла в аренду деревенский магазин. С 1924 года, уже без мужа, имея на руках двоих малых детей, ухаживая за свекровью и двумя сёстрами мужа, продолжала тянуть семейный воз. За что же она была признана врагом народа?
По воспоминаниям её внука Николая Крапивина, кто-то подбросил к колодцу антисоветские листовки. И решили, что сделала это «магазинщица». Был арест в страшном 1937 году, лагерь «Карлаг» в Казахстане, который насчитывал около 60 тысяч заключённых. Освободилась Таисия Алексеевна в 1947 году, не зная ещё, что её родная деревня сгорела в первые дни войны, что на войне погибли два её сына 20 и 22 лет.
«Вернулась на пепелище, перезимовала в бане, устроилась сторожем в артель глухонемых. Во второй раз вышла замуж, а после смерти мужа построила домик в Дьякове. Две красные звёздочки украсили этот дом в память о погибших на войне сыновьях. Без дела не сидела, помогала колхозу».
Внук видел у неё на полке книгу Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». «Про свою жизнь читала!» – считает Николай Крапивин.
91 год прожила Таисия Алексеевна и никогда на судьбу не жаловалась. Сейчас она, как и многие, реабилитирована.
- Мы никогда не спрашивали, услыхав про очередной арест, за что его взяли, но таких как мы, было немного, – вспоминала Надежда Мандельштам, писатель и жена Осипа Мандельштама. – Обезумевшие от страха люди задавали друг другу этот вопрос для чистого самоутешения: людей берут за что-то, значит, меня не возьмут, потому что не за что! Они изощрялись, придумывая причины и оправдания для каждого ареста: «Она ведь действительно контрабандистка», «Он такое себе позволял», «Я сам слышал, как он сказал...» И еще: «Надо было этого ожидать – у него такой ужасный характер», «Мне всегда казалось, что с ним что-то не в порядке», «Это совершенно чужой человек». Вот почему вопрос: «За что его взяли?» – стал для нас запретным. Пора понять, что людей берут ни за что.
Быть оклеветанным. Пострадать ни за что. Это самое страшное и несправедливое, что может быть. Страшней, пожалуй, только предательство близких и друзей. В целом, по подсчётам аналитиков, в результате политики Сталина пострадали порядка 39 миллионов человек. В число жертв репрессий включают погибших в лагерях от болезней и тяжёлых условий труда, лишенцев, жертв голода, пострадавших от неоправданно жестоких указов «о прогулах» и «о трёх колосках» и других, получивших чрезмерно суровое наказание за мелкие правонарушения в силу репрессивного характера законодательства и следствия того времени.
В результате борьбы с культом личности были пересмотрены приговоры, более 88 тысяч заключённых реабилитированы.
Нельзя допускать беспамятства и неуважения к страданиям своего народа. Культура памяти может способствовать не только взрослению общества, но и избежать повторения прошлых ошибок.