Ирина КОЛОБОВА
Фото Александра ЮРЬЕВА
01.06.2022 г.

История жизни Евгения Игнатова проста и узнаваема. Многие наши земляки, когда-то по той или иной причине покинувшие родной город, возвращаются к своим корням.

Так происходит почти всегда. Так произошло и с нашим героем. После долгих лет разлуки с родиной, после значительных карьерных взлётов, хорошо налаженного быта в большом промышленном городе, где он заслужил уважение, оброс новыми дружескими и родственными связями, Евгений вернулся в Семёнов. Кто-то скажет – доживать приехал, поближе к родным могилам, дескать, дым отечества поманил. Евгений тоже поначалу так думал. А теперь нет, теперь не доживать он хочет, а жить, дышать полной грудью. Потому и видят его горожане частенько на улицах города, на каждом массовом мероприятии или просто гуляющим в одиночестве, сидящим на скамеечке в сквере. И всегда этот человек привлекает внимание своей импозантной внешностью и врождённой интеллигентностью.

Интеллигентность в Евгении действительно врождённая – он сын сельской учительницы и свободного художника.
- Я родился в Федосееве в 1951 году, – рассказывает Евгений Анатольевич. – Когда мне исполнился месяц от роду, семья переехала в Рождественское, где мы и жили в школе целых десять лет. Так что я школьный ребёнок – чуть только встал на ноги, мама меня на уроки стала брать, потому что оставлять одного было опасно (я бы даже сказал огнеопасно) – похоже, отцовская индивидуальность и желание свободы давали о себе знать. Он, отец, в поисках этой свободы рано нас покинул – в смысле, ушёл искать себя. А мы с мамой остались вдвоём, и она вынуждена была применять в моём воспитании жёсткие, спартанские меры. Чтобы раз и навсегда внушить мне, что такое хорошо, а что плохо, она, помню, взяла мою ручонку и на одно мгновение приложила её к дверце печки, когда та топилась. Я сразу всё понял, потому с огнём почти не играл.

Капитолина Евсеевна, учитель начальной школы, и со своими учениками была строга, но справедлива. Она и их воспитывала в той же манере, что и сына. Например, чтобы показать, насколько опасна спичка в руках детей, она весной выводила своих учеников за школу в поле, зажигала спички, бросала их на траву до тех пор, пока от одной из них эта трава не начинала гореть. Опасный урок, но очень действенный в плане воспитания.
- Мне мамины уроки на всю жизнь запомнились. И что такое крестьянская жизнь, я знал с младых ногтей. Отец был эдаким романтиком, даже когда жил с нами, фактической помощи от него мы не ощущали никакой. Мама рассказывала, как они картошку копали. Всегда выходили позднее остальных: выберутся в поле, мать внаклонку, а отец смотрит кругом восторженным взглядом: «Смотри, Капа, какая красота кругом, снежок-то первый как колоритно лежит!» И блокнот с карандашом вытаскивает, чтобы наброски сделать. Так что я и с домашней скотиной умел управляться, и колхозную лошадку лет в десять уже мог запрячь. А уж как любил технику: «пузо в масле, нос в тавоте» – это про меня.
В школе Евгению хотелось всего и сразу, но чего конкретно – сам не мог определить. Пионером был активным, позывные «Пионерской зорьки» до сих пор в памяти, как и запах свежей «Пионерской правды».
- Где-то в седьмом классе, когда взрослые уже стали донимать извечным вопросом, кем хочу быть, я отвечал, что пойду в училище, а когда те удивлённо переглядывались, добавлял: «В Бауманку». Где я узнал про это училище, не помню, но очень мне понравился такой вариант.
В Высшее техническое училище имени Баумана наш герой не пошёл – может, решительности не хватило или понял, что со своим достаточно средним аттестатом не потянет. Так что после окончания семёновской школы-интерната №1 вопрос «кем быть?» застал его практически врасплох.
- Мы даже с мамой поругались на эту тему. Тогда вгорячах взял я свой велосипед и на ночь глядя поехал к отцу в Ивановскую область. Всю ночь ехал; хорошо, «навигатор» был – обычная карта, то есть, да фонарик. Бабушка Еня (Женя) с отцом очень удивились, но обрадовались, накормили, напоили и тоже выспрашивать начали: куда я теперь, да какие мысли у меня о будущем. А у меня никаких мыслей. Тогда взял отец дело в свои руки. Поехали мы с ним в Горький и подали документы в ПТУ, на машиниста-оператора горячего прокатного стана.

На выходные Евгений домой приезжал, помогал маме по хозяйству. И тут как раз в деревню девчонки из техникума приезжают на картошку.
- Мы говорили: «техникУмские девчонки», с ударением на «у». И из всей этой большой, весёлой и красивой стаи я выбрал маленькую, хрупкую блондинку Надю. Она меня и в армию провожала, и письма писала.
Служил Евгений танкистом в Германии, в группе советских войск. Служба, как он сам признаётся, была очень спокойной, можно даже сказать, комфортной. За два года – пара учебных тревог и одна вроде как боевая. И пролетела эта служба незаметно.
- Я даже не ожидал, что Надя будет меня встречать на вокзале в Горьком, но так приятно было! Пошли мы с ней по городу гулять. Приехали к бабушке, а она острая на язык всегда была. Обняла меня и говорит: «Ты посмотри, какую девку-то отхватил!» Это была наивысшая похвала – понравилась, значит, ей моя Надя.

В феврале 1972 года Надежда Самарская стала женой Евгения Игнатова. Уехала молодая семья в Горький, Евгений устроился на «Красную Этну». Сняли угол у одной пожилой женщины.
- Хозяйка дала нам раскладушку, и мы вдвоём на ней убирались. Однажды Надя как-то плохо себя почувствовала и сказала, что бабушка, наверное, печь рано закрыла. А та улыбнулась хитренько и спросила, не хочет ли Надя солёных огурчиков. У той даже глаза загорелись. Всё стало ясно. По распределению после техникума в город Сальск мы уже поехали почти втроём. Плохо Надя беременность переносила, да ещё и вода в этом городе была отвратительная, даже лимонад и пиво имели ужасный привкус. Хорошая женщина в отделе кадров мебельной фабрики пожалела нас – сказала: «Поезжайте домой, с документами помогу».
И вернулись молодые в родной Семёнов, где надо было строить свою жизнь.
- В Семёнове получить квартиру тогда реальнее всего было, работая на арматурном заводе, причём в литейном цехе. Но попасть туда было практически невозможно. Посодействовал Надин отец, орденоносец. Я земледелом устроился, а Надя в стержневой.

На заводе наш герой прошёл все этапы литейщика – от земледела до мастера цеха. Рацпредложения вносил, руководил более опытными и более взрослыми работниками.
- Когда начальник цеха Геннадий Кириллович Смирнов предложил должность мастера, я сперва даже не поверил, ведь я же беспартийный, и образования подходящего нет. Но он был очень уверен во мне. Поступил я в наш техникум заочно, Надя помогала курсовые делать.
В семье уже было двое детей: дочь Леночка и сын Николай, а квартира так и оставалась заветной недосягаемой мечтой.
- Общежитие нам дали почти сразу, как только устроились на завод – сначала 14 «квадратов», а потом и 29. Вот это были хоромы! Тут мне и пригодились знания мебельщика. Я так размахнулся – даже двери раздвижные с подсветкой соорудил.
Стало ясно, что про квартиру придётся забыть, поэтому предложение перейти на новый комбикормовый завод главным механиком Евгений Анатольевич принял сразу же.
- Мы там однажды настоящую революцию провели. Директор Анатолий Сергеевич Снегов был в отпуске, и мы принялись за дело. За две недели без проекта, без согласования увеличили выпуск комбикормов от 250 тонн в сутки до 350. Директор отчитался министру сельского хозяйства, и они пожинали лавры. А нам выписали премию в размере оклада. Наладчика из Москвы Василия Агапова я до сих пор считаю своим учителем, он и предложил отказаться от премии и перечислить её в Фонд мира. Говорит: «Нам с тобой, Евгений, как минимум медаль должны бы за это дать, а по идее – орден». Жаль мне было от премии отказываться, но всё же решился. Так и тут загвоздка вышла – не хотели принимать от нас такой подарок: дескать, и оформить трудно, и вообще – не положено. Но мы добились. Тут и корреспонденты из газеты пожаловали, и фотографы. Прославились, одним словом.

А квартиры-то опять нет – ушла квартира практически из рук, отдали кому-то из более нуждающихся. И Евгений переходит на работу в ПУЖКХ (управление жилищно-коммунального хозяйства) – уж там-то обязательно должны дать! Два года ждал – бесполезно.
- Новый год мы всегда отмечали большой компанией на наших 29 метрах. Весело гуляли. И вот встречаем 1983-й, уже разрухой попахивало. Так что-то разошлись за рюмкой в своих разговорах и планах, что решили всей компанией в Набережные Челны махнуть, на «КамАЗ». Утром, правда, кто-то и не вспомнил об этом решении, кто-то отказался от идеи, а мы с Сергеем Платыгиным не отступились. На Крещение собрались, приехали, а там оттепель, плюсовая температура. Переночевали в гостинице «Татарстан» и пошли на работу наниматься. Зашли в бюро по трудоустройству, а начальник сразу сказал, что ловить на «КамАЗе» уже нечего – идите, мол, на новый строящийся завод транспортного электрооборудования. Сергею там сразу же предложили заявление написать, поскольку он формовщик классный, а со мной долго разбирались, что могу, что умею. Но в результате Сергея так и не вызвали на работу, а меня приняли. Самое сложное было – уехать из дома одному. Боялся, жена не отпустит, да и сам побаивался её одну оставлять. Но всё же уехал, и целый год жил один.

Так начался новый, большой этап жизни Евгения Игнатова. Семья уже приехала в новую 4-комнатную квартиру, а сам он был начальником литейного цеха.
- Надежда тоже получила хорошую работу, в управлении внешних связей и экспериментальных поставок. Вот так, ни свата здесь, ни брата, ни заслуженных папы с мамой, а как-то всё сложилось. Так что ни одного плохого слова про татар я сказать не могу и не хочу. Дети тоже привыкли и язык выучили. Да и как не привыкнуть, когда из 29 метров в 90 переехали и вместо уже поднадоевшей икры на завтрак мечтали о картошке и солёных огурцах. Мы даже приснопамятных девяностых там практически не заметили, будто на другой планете жили. Дети выучились, образование получили, дочь замуж вышла. А вот с сыном беда приключилась: сначала в аварию попал, получил инвалидность, а потом умер от вулканической пневмонии. В аварии погиб и зять, муж Елены, оставил двоих детей. Надя всё чаще стала заикаться о Семёнове – очень ей хотелось вернуться на родину. К слову, в Нижнем Новгороде у нас уже квартира была, но мы в ней почти и не жили, в 2017-м купили дом в Семёнове – можно сказать, сбылась мечта идиота. А в девятнадцатом, в октябре, не стало моей Нади. Я случайно наткнулся на запись в её дневнике, где она размышляет, не зря ли мы вернулись…

Вот так и остался Евгений Анатольевич один. Дочь с внуками в Москве, старых друзей остаётся всё меньше, а новых заводить уже не хочется. Но ведь это возраст, который каждого человека делает философом.
- Да, я философски стал к жизни относиться. Всё, что должно было случиться, – случилось, тут уж ничего не поделаешь. Но и своих попыток перестроить жизнь, как-то наладить, чего-то получить я не жалею. Думаю, что всё правильно делал. Теперь вот домовничаю, хлеб пеку, огород сажаю. Полы мыть, бельё стирать мне не в новинку, мы с Надей никогда не разделяли эти дела – у кого есть время, тот и занимается. Помню, бабёнки на Санохте всегда удивлялись, когда я бельё полоскал.
По телевизору смотрю только позитив, книги люблю. Лес обожаю, отдыхаю там всей душой в любое время года. А то так сяду за руль и 300-500 километров еду в любую сторону. Нет, здорово, что мы вернулись в Семёнов – здесь всё своё и все свои. У меня даже мечта есть, чтобы у каждой двери в нужный момент стояла швабра. Объясняю: мы однажды всей семьёй из нашей общаги уехали на юг, а дверь не заперли. Приезжаем – швабра у двери стоит, а соседка тётя Шура ругается: «Паразиты безмозглые, сами уехали, а дверь не закрыли». Она швабру поставила и за нашей комнатой присматривала.

Евгений Анатольевич в конце нашей долгой беседы признался, что будто на исповеди побывал. Вроде бы самая обыкновенная жизнь, а так иногда хочется, чтобы послушали…