Ирина КОЛОБОВА
Фото предоставлено героем материала
08.11.2023 г.

С календарной даты 7 ноября давно уже сняли праздничную окраску, но без всяких календарей она врезалась в сердца и память пока ещё очень большой армии адептов великой социалистической идеи. Среди этих людей Иван Арсентьевич Красильников – коммунист по духу, по мировоззрению, по жизни.

- Я всегда гордился и горжусь тем, что коммунист, – подтверждает Иван Арсентьевич, – потому что всё, что во мне и у меня есть хорошего, связано с той благословенной эпохой. Именно благословенной, ведь если отбросить всю шелуху (которой, чего скрывать, в каждом хорошем деле всегда немало), то сама идея коммунизма очень созвучна с христианством. Без идеи жить нельзя ни человеку, ни государству, а если и можно, то плохо.

Что такое идея, маленький Иван узнал очень давно – может, сразу и не понял, зато получил хороший урок, который начал изучать и усваивать.
- Нас с братом воспитывали бабушка с дедушкой, – вспоминает Иван Арсентьевич, – потому что родители были инвалидами по слуху. Хотя сказать, что родители не принимали участия в воспитании, нельзя, ведь воспитание – это не уроки, не лекции и внушения, это исключительно личный пример. Мама и отец были большими тружениками. Отец – знаменитый токарь, точил матрёшки в «Сувенирах», а мама – талантливая портниха, к ней все городские модницы приходили платья шить. Но всё же больше времени я проводил на бабушкиной половине (мы все в одном доме жили). Наша Евфросиния Степановна была глубоко верующим человеком, староверка, я с раннего детства знал, что такое пост, что такое молитвы. И если на молитвах бабушка не настаивала – говорила, что «придёт время, и сам поймёшь, надо или не надо», то пост мы соблюдали неукоснительно. Помню, идём с бабушкой по городу, а по дороге похоронная процессия движется, впереди идёт человек и несёт распятие на полотенце. Я спросил: «Зачем, что это такое?» А бабушка сказала: «Это идея, Ванечка. Видел на кладбище, у кого-то на памятнике крест, а у кого-то звезда? Так вот это тоже идея. Без идеи человек жить не может».

Наверное, уже тогда маленький Иван задумался, а какая же у него идея, и есть ли она, а если нет, то где её взять, чтобы жить.
- В школе, вроде бы, стало всё разъясняться, – говорит наш герой, – сначала октябрятская звёздочка, потом пионерский отряд, комсомол. Я был уверен, что идея у меня уже есть. Пытался до сути докопаться, ведь в школе нам говорили одно, а дома многое было по-другому. Когда готовился к приёму в пионеры, в первую очередь с бабушкой советовался. Она взяла в руки мою тетрадку, а там, на обратной стороне обложки, были напечатаны пионерские правила. Прочитала вслух и сказала: «Ничего плохого я здесь не вижу, всё правильно, вступай в пионеры, но только про правила эти не забывай, выполняй всегда». Я на том и успокоился – идея у меня есть, можно дальше жить. А по поводу того, есть бог или нет, бабушка сказала, что надо подождать, и поговорим об этом, когда мне исполнится лет сорок. Ну, думаю, время ещё есть.

И Иван с головой окунулся в школьную жизнь, в которой идей было столько, что только успевай реализовывать.
- Класс у нас был потрясающий, – вспоминает Иван Арсентьевич, – сплошные таланты. А фамилии какие: Казакевич, Невельский, Абрашенкова, Галкин, Рябков, Запанков! Из 29 человек 22 сразу после школы поступили в вузы. Думаю, что по-другому и быть не могло, ведь у нас такие учителя! Было просто невозможно не выучить урок, когда перед тобой стоит преподаватель, а у него вся грудь в орденах. Они были нашим примером, учили нас не только наукам, а самой жизни. Ну, уж и хулиганили мы, конечно… Мы с другом Сашей Казакевичем частенько в этом плане отличались. Поставят нам «неуд» по поведению в виде показательной порки, но на общую успеваемость это почти не влияло. Классный руководитель Валентин Иванович Савинов в качестве наказания дал как-то Саше Казакевичу задание подготовить доклад о семейных отношениях по статьям Энгельса, так тот такой доклад подготовил, что все заслушались. У нас не было никаких различий по социальным или каким-то другим принципам, все были одинаковые: что сын начальника, что я, сын инвалидов. Вряд ли бы я добился чего-то в жизни, если бы не наше советское время.

Иван Арсентьевич говорит, что каких-то предпочтений в плане будущей профессии он тогда не имел, но всё же выбор ему однажды сделать пришлось.
- Я учился в десятом классе и однажды к бабушке пришли странные люди в чёрных облачениях, священники. Бабушка позвала меня, и они стали расспрашивать об успеваемости, о моих увлечениях, спросили, как я к религии отношусь, и предложили поступать в семинарию. Если честно, я задумался, но в первую очередь спросил: «А можно с другом?». «Нет, – ответили мне, – мы тебя выбрали». И я передумал, да и бабушка посоветовала не торопиться, взвесить все за и против.
А после экзаменов поехали мы с Сашей Казакевичем, выпускники, в Горький и обошли все институты. Остановились на водном – мы, можно сказать, открыли дорогу семёновцам в этот институт. И началась у нас весёлая жизнь. Стипендия – 35 рублей, нам её вполне хватало, а если не хватало – идём на кондитерскую фабрику или на мясокомбинат, за выходные десятку заработаем и опять живём.

Красильников и Казакевич и в институте, бывало, давали шороху, их не всегда безобидные шалости обсуждались не только среди студентов, но и в деканате. Но и ставки на этих двух студентов делались серьёзные, шутки и забавы ничуть не умаляли их способностей.
- Один раз нас разлучили, – смеётся Иван Арсентьевич, – после второго курса должны были вместе ехать на практику на Дальний Восток, но декан категорически заявил: «Красильников в Благовещенск, Казакевич – в Хабаровск».
К слову: мне кажется, там я в первый раз по-настоящему понял, что такое гордость за свою страну. Я служил в порту грузчиком, через реку – китайский город Хэйхэ. Мчимся мы как-то на «Ракете», а навстречу допотопное судно на колёсном ходу, на палубе китайские матросы дрова рубят. Куда им до нас! – такая мысль в голове пронеслась.
А по распределению после института я попал уже в Волгоград, в Камышинский порт. Мы тогда не искали работу, она готова была, и везде нас ждали, везде за нас отвечали, всему учили, путёвки в жизнь вручали. Начальник порта даже показал квартиру, в которой я буду жить, если вернусь сюда после армии.
По распределению Иван поехал уже женатым человеком. Свадьба без шуток тоже не обошлась.
- С Людмилой мы были знакомы со школьных лет, – вспоминает Иван Арсентьевич, – она тоже училась у моей любимой Полины Савельевны Сусловой, только на четыре года позднее. Мы этих первоклашек сразу взяли под крыло, вожатыми были. А потом приезжали из института проводить профориентацию. Но Люда не пошла в водный, поступила в университет на факультет вычислительной математики и кибернетики. Она на первом курсе, у меня защита диплома на горизонте, но решили пожениться. Дату свадьбы назначили, были уверены, что к этому времени с дипломом будет покончено. Но вдруг выясняется, что защиту перенесли, а свадьбу-то не перенесёшь – 140 человек гостей уже ждут и ресторан заказан. И мы чуть ли не всем курсом махнули в Семёнов, свадьбу гулять. Декан заходит в общежитие, думает, что мы все над учебниками чахнем, а там никого. Да ещё парень из другой группы тоже в этот день женился. «Где все?», – спросил удивлённый декан. – «На свадьбе», – ответили ему.

После свадьбы и защиты диплома поехали молодые в Волгоград. Пожили недолго на дебаркадере, и время пришло Ивану Родине служить. Посоветовались супруги и решили, что не стоит Людмиле переводиться в Волгоградский институт, да и не было там такого факультета. Мужу всё равно в армию идти, а ей ждать, так лучше дома.
- Я служил в Германии, тогда у нас была мощнейшая армия. Не люблю громких слов, но я гордился. Там решил в партию вступить. Я всегда знал, что стану коммунистом, и время пришло. Рекомендации мне дали в институте, и из армии я уволился кандидатом в члены КПСС.
Партийный билет Иван получил в Семёнове, когда работал на арматурном заводе. В душе он всегда был коммунистом, но сейчас все его идеи, мысли, всё понимание жизни были подтверждены главным документом, который он хранит до сих пор.
- Из партии я не выходил ни на один день, – признаётся Иван Арсентьевич, – идей своих тоже не предал, мысли остались прежними. Времена, конечно, изменились, да так, что мы раньше даже представить не могли. Но тогда мы работали, и наша работа была нужной.

В 26 лет Иван Красильников стал самым молодым коммунистом в Семёновском райкоме партии на должности инструктора по промышленности. Восемнадцать предприятий и один колхоз были у него под партийным контролем. К профессиональному образованию прибавились знания, полученные в Высшей партийной школе.
- Когда Иван Николаевич Доброхотов благословлял меня на партийную работу, сказал строго: «Считай, Иван, что ты попал в монастырь со своим уставом, с правилами, которые нужно неукоснительно выполнять». Я тогда опять вспомнил слова бабушки, которая говорила про идеи, про то, что жить без них нельзя, а ещё понял, как тесно переплетаются коммунистические и христианские идеи – если бы, конечно, не было жёстких перегибов.

Пять лет служил Иван Красильников партии, а когда она направила его руководить заводом «Металлист», порекомендовал на своё место лучшего друга Александра Казакевича – знал, что достойному человеку вручает переходящий вымпел.
«Металлист» под руководством Красильникова поднялся на значительную высоту. В семье тоже всё было нормально, двое детей родились – Соня и Антон. Но, как говорится, даже суровому партийцу не чуждо ничто человеческое, а партийный устав всё же не так строг, как монастырский. Одним словом, влюбился наш герой и не стал ничего скрывать от своей жены.
- Мы расстались с Людмилой по-хорошему, – говорит он, – без скандалов и сцен. И до сих пор поддерживаем родственные отношения. А вот с работой было сложнее – тогда не приветствовались такие вольности среди руководителей. Николай Анатольевич Краснов позвал меня к себе в колхоз, и вот там я вздохнул полной грудью. Я стал колхозником на инженерной должности. Кажется, так хорошо я ещё не жил – и в материальном, и в моральном плане.

Но пришли времена, когда благополучная колхозная жизнь потихоньку стала разваливаться и в конце концов приказала долго жить, прихватив с собой в вечный покой и партию с её, казалось бы, вечными уставами и правилами, и всю привычную устоявшуюся действительноять.
- После колхоза я работал на арматурном заводе, вот там и начал понимать, куда мы катимся. Ещё не верилось, ещё хотелось что-то удержать. Помню, отправляли на Всесоюзную партийную конференцию нашего делегата, и нужно было написать напутствие с конкретными вопросами. Я задал свой письменный вопрос партии: «Что вы предлагаете взамен вычеркнутого из устава пункта о партийной идеологии?» Ведь нельзя жить без идеи – снова вспомнились бабушкины слова, ни к чему хорошему это не приведёт. Но мои пометки в напутствие не вошли.

Лихие девяностые прошлись тяжёлым катком и по нашему герою, но не сломили его. Всё пережил: развал колхозов, промышленности, социальная сфера начала расшатываться, когда он руководил комбинатом бытового обслуживания. Наверное, именно идея не позволяла опустить руки.
- Глоток свежего воздуха и надежды подарил Иван Николаевич Доброхотов, когда сообщил, что есть возможность восстановить райком партии. Я с таким энтузиазмом взялся за дело, обзванивал коммунистов, приглашал на встречу. В октябре 1992 года мы собрались в кинотеатре «Заря». Когда увидел в зале 120 человек, чуть не со слезами вспомнил команду 1990 года – 3300 человек тогда было. Но и 120 человек удержать не удалось, через месяц на собрание явились 60 человек, а через год – 15. Обвинять в этом никого нельзя – слишком сильное противостояние тогда было. Я сам испытал на себе гонения противников коммунистической партии. Но партию мы сохранили, понятно, что теперь она не имеет такого влияния, как раньше, но мы все надеемся на лучшее. Ведь у России нет иного пути развития, чем социализм. И я верю, что появится у людей идея, единственно правильная идея, без которой жить нельзя.

P. s. Когда статья готовилась к печати, пришло печальное известие о смерти Александра Григорьевича Казакевича. Редакция приносит искренние соболезнования.