30.06.2021 г.

Владимир ПАШКОВ

Она эту кличку полностью оправдывала. Колхозники в работу её не брали. «Мне вкалывать надо, а не эту дуру объезжать», – обычно говорили они. Если её запрягали в сани или в телегу, она становилась невменяемой. Пешком ходить не умела, сразу начинала с бега: или рысцой, или галопом – в зависимости от рельефа. В гору – рысцой, с горы – галопом.  

Читатель, наверное, уже понял, что я говорю не о женщине, а о лошади.

Жила Бешеная на конном дворе в деревне Высоково Ковернинского района. На этот конный двор её перевели с другого – из соседней деревни. От неё не избавлялись – видимо, всё надеялись превратить её в нормальную ездовую лошадь.

Второй год мы с женой Зинаидой Парфёновной Пашковой (в будущем одной из основательниц и первым директором семёновского лицея имени А. С. Пушкина) работали учителями в Высоковской восьмилетней школе. Из худого сарайчика, в котором особенно в зимнее время гулял холодный воздух всех семи ветров, нас переселили в добротный деревенский дом, который специально купили для нас. Но прошлый сарайчик мы не забывали; он стоял на территории школы, и каждый раз по пути на работу ностальгически любовались им. Он был для нас как белоснежная яхта, плывущая по Средиземному морю, на которой мы провели свой медовый год. И как результат этого медового года – моя Зинаида на девятом месяце беременности.
Хотя какая яхта сравнится по колориту жизни с нашим любимым сарайчиком?!

…Моей ненаглядной женщине надо было обследоваться у врача. Поэтому два дня назад на попутном лесовозе я отправил её в Ковернино. Было начало марта, но весной даже не пахло. То и дело валил снег. Я ждал возвращения жены, но почтовая машина, на которой она должна была приехать, не пришла. Видимо, дорога не позволила.

После полудня ко мне пришла жена директора школы. Единственный телефон в деревне был в директорском доме. Так вот, она сказала, что Зина звонила из деревни Белые Пруды (это недалеко от Ковернино), и с ней находится наш друг Лёша Веселов, который едет нас навестить. Они бы очень хотели поскорее добраться до дома. Но как? С беременной женщиной не пойдёшь пешком два десятка километров. Я мучительно думал, как им помочь. И вдруг блеснула надежда: лошадь! В ней спасение. Я тут же оделся и пошёл на конный двор.

Конюх слушал меня внимательно, сочувственно кивая в ответ, а потом сказал:
- А нет лошадей – всех разобрали! Осталась только Бешеная – она никому не нужна.
- Я возьму её? – спросил я.
- Ага, она вас разобьёт, а мне – отвечай…
- Никто нас не разобьёт, – стал уговаривать я. И самодовольно добавил: – Ещё и не таких объезжали!
Говоря последнюю фразу, я вспомнил случай, который произошёл со мной, тогда десятилетним, в родном Перелазе.
Мать как-то в сенокос говорит: «Вовка, надо бы траву от речки к дому перевезти. Рано утром мы с отцом накосили. Может, сходишь к дяде Ване, попросишь лошадь?». Мать знала, что у нас с дядей Ваней Бухваловым, конюхом, дружеские отношения. Именно мне он всегда доверял лошадь, когда мы с ребятами возили ржаные снопы с полей на ток.
Дядя Ваня выслушал меня и попрекнул: «Вовка, ты же знаешь, что сейчас все лошади в работе. Вон только осталась одна молодая, на ней никто не ездит – почему-то пуглива очень. Кошку увидит – и то может понести, так не остановишь. А про собаку и говорить нечего».
И всё же я дядю Ваню уговорил, заверив, что мы в деревню заезжать не будем, так что не встретим ни кошек, ни собак.
Пока он запрягал, я сбегал за матерью. Мы сели на телегу и поехали. Всё шло хорошо, пока мы не начали обруливать последний дом в деревне, который принадлежал деду Емеле. Проезжая мимо, я вспомнил, как мы с ребятами совсем недавно воровали яблоки из его огорода, и я нечаянно сломал яблоню. Только я об этом подумал, как от дома выскочила маленькая плюгавенькая собачонка и залилась истошным лаем. Лошадь сначала встала на дыбы, а потом понеслась! Я только успел подумать: «Это возмездие за яблоню! Бог шельму метит». И откуда взялась эта моська, раньше я её никогда не видел?
А лошадь тем временем неслась всё быстрее, тем более что дорога шла под горку. Телега прыгала на неровностях, а вместе с нею и мы. Я лихорадочно пытался сообразить, что же предпринять: скоро начнётся лесная дорожка, к которой так и льнут деревья. Ударишься – не поздоровится. На подъезде к лесу я командую: «Мама, прыгай!». Её как ветром сдуло. Как она приземлилась – не знаю, мы уже мчались по лесной дорожке.

Я всё ещё пытался, натягивая вожжи, остановить лошадь. Но понял, что всё напрасно. Стало ясно, что мне как лётчику-испытателю придётся покинуть «терпящий бедствие лайнер». Впереди показался не очень опасный мелкий кустарник, и я катапультировался в него. Расчёт был правильным – кустики самортизировали, и я избежал жёсткого удара о землю.

Лошадь я нашёл у самой речки, от которой луга огораживал забор из жердей. Именно жерди и остановили испуганное животное. Одна вожжа была порвана и закрутилась на колесе.
Траву мы всё-таки перевезли. Когда я сдавал лошадь дяде Ване, он, сразу всё поняв, спросил: «Ну, как съездили?». «Хорошо», – ответил я. Он прищурился, улыбнулся, но больше ничего не сказал.

Все эти воспоминания промелькнули у меня в голове и придали мне ещё больше уверенности. Конюх запряг Бешеную, передал мне вожжи, я прыгнул в сани, и мы погнали. Миновали мост, перекинутый через замёрзшую теперь реку, дальше начинался довольно крутой подъём и въезд в деревню. Бешеная не снизила бег, даже поднимаясь в гору, а на деревенской улице ещё прибавила скорость. У последнего дома, где жил директор школы, стояла его жена с тулупом в руках. Она точно рассчитала бросок, и тулуп оказался у меня в санях. Похоже, если б требовалось, она бы и Бешеную запросто остановила. Какие же они, наши деревенские женщины! Эх, жаль, что раньше меня об этом написал поэт Некрасов.

Все два десятка километров с лишним Бешеная ни на секунду не приостановила свой бег. В деревне Белые Пруды меня уже ждали. У дороги стояли Лёша, Зинаида и местная учительница начальных классов, которая их провожала. А я, приближаясь, суматошно думал, как же остановить лошадь. Конюх предупредил меня, что тормознуть Бешеную можно только двумя способами: завернуть её в сугроб – так, чтобы снег по брюхо, или схватить под узцы. Я решил попробовать второй вариант: не выпуская из рук вожжи, выскочил из саней, рванул вперёд и успел-таки схватить под узцы. Она встала.
Мы не спеша погрузились, накрыли Зину тулупом, дали лошади минут десять отдохнуть, а затем я прыгнул в сани, и мы рванули в обратный путь.

Начало смеркаться. Мы доехали до деревни, которая находилась в трёх километрах от нашей. Почти уже миновали её, как вдруг наша Бешеная даёт резкий поворот на девяносто градусов. Сани переворачиваются на бок, и мы втроём оказываемся в глубоком сугробе. Меня-то Бешеная сразу вытащила на дорожку, поскольку вожжи были намотаны на руку, а вот Лёша с Зинаидой остались лежать в глубоком сугробе. Освободившись от вожжей, я бросился к месту происшествия. Всё было запорошено снегом, виднелась лишь тёмная кучка, которая не подавала признаков жизни. «Это Зина!», – с ужасом подумал я. Схватив эту кучку, стал вытаскивать; она поднималась довольно легко. Пригляделся – это же тулуп! А где Зина? Рядом зашевелился снег, и появилась Лёшина голова.
- Я ещё живой? – первым делом спросил он.
- Живой-живой, – успокоил его я.
Он поднялся, и мы оба стали растерянно разглядывать измятый снег. Зины нигде не было.

Вдруг из-под одной снежной кучки раздался чистый, нежный, родной голосок моей жены:
- Володя, я здесь!
Мы оба бросились её раскапывать. И вдруг, казалось бы, совсем не вовремя, во мне зазвучала русская народная песня:

Под снегом-то, братцы, лежала она,
Закрыв свои карие очи.
Налейте, налейте скорее вина,
Рассказывать нет больше мочи…

К слову, как же бледно слушается вся эта современная попса по сравнению с такими песнями-гигантами! Однодневные, одночасные нынешние «хиты» без традиционной русской мелодичности, без распевности, без глубокого содержания, а значит, без души. Такие точно не придут в голову в критические минуты.

Я отряхиваю от снега поднятую на ноги Зинаиду и вижу, что Лёша продолжает копать снег в яме, где Зина лежала. Спрашиваю:
- Лёш, ты зачем там роешься?
А он мне:
- А может, тут ещё кто-то остался…
- Успокойся, – говорю ему, – этот кто-то не дурак, зачем ему выбираться на мороз и в снег?
- Мало ли что, – глубокомысленно изрекает Лёша.
- Видишь, живот всё такой же большой, – говорю я, осторожно стряхивая с Зинаиды снег, – значит, всё нормально. Поищи лучше свой рюкзак.

Рюкзак и Зинина сумка тоже нашлись. Я пошёл к лошади. Она стояла у ворот конного двора – того самого, где жила раньше. Помните, я рассказывал, что её к нам из другой деревни перевели? Вот она и почуяла родные места, вот и рванула к бывшему «дому»…
Я взял Бешеную под узцы и повёл к дороге, на которой меня уже ждали Зина и Лёша. Они упаковались в сани, я тоже сел, и наша гонка продолжилась. Через несколько минут мы уже подъезжали к своей деревне. Около дома директора школы я остановил Бешеную, на сей раз направив её в сугроб. Мы вернули хозяевам тулуп, который, кстати, оказался очень не лишним – обогрел Зину в дороге и смягчил удар, когда она вылетела из саней.

Лёша с Зиной пешком пошли в наш дом, а мне надо было отправить кобылу на конный двор. Как я и предполагал, Бешеная доскакала до поворота на конный и таким же галопом понеслась к мосту через речку. Я со страхом смотрел на перила, которые приближались с катастрофической быстротой, понимая, что если сани о них ударятся, и от них самих, и от меня ничего не останется. Не доезжая десяток метров, я катапультировался. Долго катился по заглаженной ребятишками горе, остановился только на льду реки…

Распрягая на конном дворе Бешеную, конюх спросил:
- Ну, как съездили?
- Нормально, – ответил я.
Он посмотрел на меня уважительно.
Я пришёл домой. Лёша вовсю хозяйничал, растоплял печки, накрывал стол. Зина сидела возле стола и осторожно поглаживала свой драгоценный живот. На столе появилась традиционная бутылочка кубинского рома. Ужин готов, и Лёша спроизнёс первый тост:
- Ты, старик, сегодня второй раз покушался на мою бесценную жизнь. Первый раз – с помощью мотоцикла, помнишь? А нынче – с помощью какой-то бешеной лошади. Так выпьем же за то, чтобы... третьего раза не было. Ну, а уж если покушение произойдёт, то пусть оно закончится так же благополучно, как сегодня!
Как водится, смех и разговоры продолжились до поздней ночи. Как прекрасно иметь верных и надёжных друзей!

Через несколько дней по деревне пошла молва: молодой учитель укротил бешеную лошадь с одноимённой кличкой, и теперь её используют в работе. Учитель – настоящий мужик и т. д. и т. п.
В школе ко мне подбегала мелкота, мальчишки и девчонки, задирая головы, допытывались: «Владимир Иванович, а правда, что Вы укротили Бешеную?». Я беззастенчиво врал: «Конечно, правда. Бешеная оказалась очень умной и способной лошадью». Мой авторитет рос прямо на глазах.
Ученики старших классов вели себя более солидно, более сдержанно, особенно мальчики. Они мало говорили, но поглядывали на меня с явным уважением. Многие из них у себя дома в деревнях были действительно настоящими мужчинами и часто, особенно в летнее время, работали наравне со взрослыми. И они-то знали, каково это – укротить лошадь. Да не простую, а Бешеную.