Ирина КОЛОБОВА
03.10.2013 г.

Письмо, пришедшее в редакцию и написанное крупным, нервным почерком, поразило нас вселенским горем и невыразимой болью. Автор – женщина, она пишет о своей недавней потере и называет себя жертвой родильного отделения Семеновской больницы.

А взяться за перо и выплеснуть свое горе на страницы газеты ее заставила статья нашего корреспондента «Цвети, любимый город», которую украшал прекрасный снимок огромной цветущей клумбы у фасада родильного дома.

- А чем еще может похвастаться семеновский роддом? – вопрошает женщина. – Выращивать цветы они научились, вот научились бы еще принимать роды и пользоваться новым оборудованием. Где прикажете фотографироваться нам, выходящим из морга с новорожденным, долгожданным и… мертвым младенцем на руках? Может быть, прямо у морга? Пусть тогда и там цветов насажают. С цветами-то проще: погиб один – посади новый. А у меня ребенок умер! А наши акушеры-цветоводы пожали плечиками, меня по спине погладили и «успокоили», сказав, что я молодая, еще рожу…

Автор письма, к сожалению, не оставила контактов для обратной связи, и выяснить конкретно, от чего умер ребенок, не представляется возможным. Хотя жаль – мы помогли бы вам разобраться в ситуации и, если кто-то действительно виноват в смерти малыша, довести дело до суда. Может быть, вы придете в редакцию?

Но от чего же, в самом деле, так часто умирают новорожденные младенцы? И, заметьте, не только в нашем городе, но и по всей стране детская смертность перешагнула все допустимые границы. От чего это рожать в России стало смертельно опасно?

С таким вопросом мы обратились к заместителю главного врача Семеновской окружной больницы по детству и родовспоможению Н. Г. Мосиной.

- Письмо, действительно, очень трагичное, – говорит Надежда Григорьевна. – Я в медицине не первый год, повидать пришлось очень много, но, поверьте мне, смерть, особенно смерть младенца, – это огромное горе не только для родных, но и для врачей. Врачи очень переживают за каждую человеческую жизнь, потому что, во-первых, мы тоже люди, а во-вторых, в силу своей профессии, боремся за эту жизнь. Но, увы, мы не Боги. И иногда даже сверхсовременное медицинское оборудование не в силах помочь младенцу с той или иной врожденной патологией. Я очень хорошо понимаю эту женщину и очень сочувствую ей, потерявшей самое дорогое в жизни. Но и за своих женщин – работниц родильного отделения – хочу заступиться. Коллектив у нас очень профессиональный. Наш роддом в 2015 году станет перинатальным центром, а это значит, что доверие к нему у пациентов есть, возможности у него большие, но и ответственность огромная. Что касается непосредственно младенческой смертности в российских роддомах, да, кстати, и не только в российских, то хочу сказать, что наши показатели даже немного лучше, чем областные. Если говорить цифрами, то в этом году процент смертности составил 6,7%, в то время как в области – 7,8%. Ужасно, конечно, говорить о человеческой жизни в процентах. Но я только хочу, чтобы люди поняли: врачи ни в коей мере не заинтересованы в увеличении смертности, упаси Боже! Мы делаем все возможное, чтобы ее избежать. Все наши акушеры – профессионалы с большим стажем, но во всем мире существует синдром внезапной детской смерти (СВДС), когда вроде бы совершенно здоровый младенец не может раздышаться, умирает от нехватки кислорода сразу или в течение некоторого времени после рождения. Некоторые считают, что этот синдром придумали недобросовестные врачи, дабы оправдать свою халатность или непрофессионализм. Уверяю вас, это не так. СВДС – это ужасное явление мирового значения, которое еще называют «смертью в колыбели». А ужас весь в том, что у такой смерти нет никаких предшествующих признаков, и даже при вскрытии невозможно установить причину.

Я еще раз от имени всех работников нашей больницы выражаю сочувствие автору письма и всем, кто оказался в такой же трагической ситуации.

А мне припомнилась недавняя случайная встреча на кладбище. Возле крохотной могилки, напоминающей цветущую клумбу, сидела женщина. Увидев на траурной табличке необычные даты рождения и смерти, которые совершенно точно повторяли друг друга, я не могла пройти мимо и невольно разговорилась с этой женщиной.

- Моему сыночку было бы уже восемнадцать лет, – сказала Наталья, – он у нас первенец. Сейчас у нас две дочки есть, а вот сыном Бог больше не наградил. Муж очень жалел меня, успокаивал, и дочек он очень любит, но я вижу, что ему до сих пор обидно и больно. У меня боль уже почти прошла. Сначала-то мы и в прокуратуру хотели обращаться, и в суд. В самом деле, непонятно было, как это вполне нормальный младенец весом в три с половиной килограмма вдруг взял и умер через два часа после родов. Сказали, что какой-то порок сердца. Ой, как мне тогда не верилось! Просто выть хотелось от безысходности. Меня даже грозили в «психушку» положить. После похорон я каждый день на могилку ходила. Много лет ходила. А однажды батюшка в церкви сказал мне, чтобы я лучше в церковь приходила, здесь меня сыночек лучше услышит, а на могилке часто делать нечего. Мне как-то, правда, легче стало. Но на могилку все равно часто прихожу. У меня здесь настоящий цветник: и полить нужно, и прополоть. А на врачей обида прошла. Может быть, они и правда не виноваты, и все это – судьба?