Владимир ПАШКОВ
17.03.2021 г.

Рассказ-быль

Родились мы с ней в один год. Я – в деревне Яндовы, а она – в деревне Перелаз.

Я появился на свет благодаря тому, что мой отец, весь израненный, вернулся с фронта, а она – в результате того, что её отец был инвалидом. У него не было руки, поэтому на войну он не попал. Но зато был успешен на семейном фронте со своей женой Екатериной, от чего появились на свет восемь детишек, в том числе и она. Звали её Люськой, а далее – соответственно возрасту: Люсей, Людмилой, Людмилой Фёдоровной….

Наша семья из деревни Яндовы переехала в Перелаз, и дома оказались напротив друг друга. Люськин отец дядя Федя был деревенским пастухом. У него имелись и соответствующие инструменты: длинная плеть и пастухалка с двумя палочками. Иногда он нам, ребятишкам, благосклонно разрешал пользоваться этими чудесными штуковинами. Сам же он, несмотря на нехватку одной руки, виртуозно играл на пастухалке. А когда подвыпьет, начинал петь песни и частушки. Помню, самой любимой у него была такая:

Лодка тонет и не тонет,
Потихонечку плывёт,
Кто мою Катьку полюбит,
Тот в сыру землю пойдёт.

Когда в пятом классе я влюбился в девчонку, которую звали Зойкой, я нарушил дяди Федины авторские права на песню и слова «мою Катьку» заменил на «мою Зойку». Хорошо получилось. Я орал эту песню, и все мои потенциальные соперники, не желая уходить «в сыру землю», к Зойке действительно не подходили.

В Люську я не был влюблён. Между нами существовала договорённость, что мы просто друзья. Но где-то в классе шестом я вдруг стал замечать, что Люськины взгляды в мою сторону становились всё более нежными. И ещё больше эта нежность стала заметна, когда я попросил её научить меня танцевать вальс. Она явно приняла мою просьбу за знак внимания, хотя это было не правда. Просто, перечитав в нашей сельской библиотеке практически все книги (как говорила библиотекарша Валя), я напичкал свою башку героико-фантастическими образами различных персонажей, которые в любой ситуации чувствовали себя как рыба в воде. На первом месте среди таких героев был граф Монте-Кристо. И конечно, я не мог себе представить, чтобы такой джентльмен мог бы на каком-то светском балу отказать в танце своей любимой Мерседес по причине неумения. Или, например, князь Болконский Наташе Ростовой. Поэтому мне кровь из носа нужно было научиться вальсировать.
Летние ночи короткие, и мы с Люськой после танцевальных занятий расходились на рассвете, когда уже начинали петь первые петухи.
Закончив Поломскую семилетку, мы с другом, с которым со второго класса сидели за одной партой (в первом классе я вообще учился один!), перешли в городскую школу №3. Далее жизнь всё больше набирала обороты: окончание школы, поступление в институт, пять лет студенчества, женитьба, начало работы и так далее.  Я очень много лет не был в родной деревне. Тем более что родители тоже уже жили в городе. Из всех родственников в Перелазе остались только двоюродная сестра с мужем.

Однажды я почувствовал в себе какой-то внутренний голос: ты должен съездить в деревню. Это было летом. Я сел в машину и поехал. Никогда не забуду эту поездку.
Скажу коротко: я устал доставать из кармана носовой платок, чтобы осушить глаза. Волнение, которое меня охватило, когда я, тридцатилетний мужик, представлял себя маленьким пацанёнком, бегающим босым по этим памятным дорожкам, не передать словами.

С тех пор я стал приезжать в деревню почти каждое лето. Не по какой-то обязанности, а просто… Приходит лето, начинается отпуск, и упрямый голос изнутри начинает одолевать: «А не хочешь ли ты, милый друг, посетить родные места?». Лучше не сопротивляться, потому что этот голос ни за что не отстанет.

В одну из таких поездок я вдруг встречаю в деревне… Люську.  Хотя какая она Люська?! Передо мною стояла дородная женщина Людмила Фёдоровна. После жарких объятий, из которых вырваться было довольно сложно, мы разговорились. Оказалось, что она уже много лет живёт в Новокузнецке, куда уехала по комсомольской путёвке в то время, когда я ещё учился в средней школе. И каждое лето приезжает на родину, в Перелаз, где после матери остался домик, в котором она и проводит отпуск. Осенью уезжает обратно в Новокузнецк, где у неё есть дочь. Запомнился её ответ на вопрос, зачем она каждый год приезжает. «Но-сталь-ги-я», – нараспев произнесла она тогда. И добавила: «Мне на родине легче дышится».
Уже потом, опять через много лет, она мне скажет, что больна тяжёлой формой диабета. А на родине чувствует себя лучше.

А я каждое лето приезжал в деревню в период сенокоса. Честно говоря, не затем, чтобы помочь стареющим родственникам запастись сеном, хотя и это было важно. Кото-то едет в тайгу, как в песне, «за туманом и за запахом тайги», а я ехал за запахом подсушенной солнцем травы – настоящим запахом детства.
Рано утром мы косили траву, потом уходили завтракать – пить молоко. В это время солнце поднималось уже высоко. Часов в десять мы начинали скошенную траву шевелить, переворачивать – «ворошить», чтобы она равномерно просыхала. Боже мой, какой стоял запах! Он обволакивал всю деревню, ведь все соседи занимались тем же. В полдень я шёл купаться и плавал, как десять и двадцать лет назад.
Прошло ещё несколько лет. Мои деревенские родственники один за другим расстались с этим миром. Я продолжал приезжать в деревню, только теперь не на сенокос, а чтобы побродить по грибным местам.

Это лето мне запомнилось тем, что мы с Людмилой встретились в последний раз. Грибов в лесу было мало, и я на своей «иномарке» – мопеде – вернулся из леса в деревню. Корзину оставил у Людмилы, а сам решил посетить своего школьного друга, который на лето приезжал из Нижнего в деревню, в родительский дом, теперь превращённый в дачу.
Уже спускались сумерки, когда я заехал за корзиной. Людмила сидела около дома на скамеечке.
- Посиди со мной, – сказала она. – И давай-ка что-нибудь споём из наших песен детства и юности.
В тот вечер в безмолвной деревне звучало много песен. «Словно замерло всё до рассвета…», «Костры горят далёкие…», «Сорвала я цветок полевой…», «Когда весна придёт, не знаю» и многие другие.

Через несколько дней Людмила уезжала в Новокузнецк. А в тот вечер, заходя в дом, она сказала: «Вряд ли ещё приеду. И что ж я буду делать со своей ностальгией?! В жизни я совершила много ошибок, и две главные. Первая – не смогла тебя женить на себе, а вторая – не нужно было уезжать отсюда в чужие края. Есть ведь простая, но очень мудрая истина: где родился, там и пригодился. Прощай».

Прошла зима, за ней и весна. Летом я опять приехал в деревню. Окна в домике Людмилы были занавешены, на двери висел большой замок. Проходящая мимо женщина на мой вопрос, почему Людмилы нет, со вздохом ответила: «И не будет уж больше. Из Новокузнецка сообщили, что она умерла».

Если меня спросят, почему я до сих пор каждое лето приезжаю в свою деревню, я отвечу, как Людмила, нараспев: «Но-сталь-ги-я!». И это будет правда.