Ирина КОЛОБОВА
17.02.2021 г.

Вот говорила мне мама: «Не болтай зря языком, слово-то не воробей…». С самого детства она мне это твердила, а я, помню, всё смеялась: при чём тут воробей?

Это я к тому, что народная мудрость действительно очень мудрая – тут и про лихо можно вспомнить, которое не надо будить, пока оно тихо, и многое прочее. А если ближе к делу, то подхватила-таки я где-то злобный вирус, о котором с самого начала пандемии отзывалась весьма скептически. Не миновала и меня, в недалёком прошлом ковид-диссидента, «модная» болезнь.

Безвкусный Новый год

Где подхватила? На этот вопрос ответить сложно, ведь на протяжении всех пандемийных волн я вполне себе благополучно избегала знакомства с вирусом, хотя почти не остерегалась. Ни в магазинах, ни в общественном транспорте, несмотря на отсутствие мер предосторожности, он меня не трогал. Видно, ждал своего часа, чтобы ударить побольнее и поковарнее.
Теперь, сделав кое-какие аналитические расчёты (благо времени для этого у меня  было очень много), поняла, что произойти это могло в каком-то небольшом, закрытом помещении, в котором находишься довольно долго в компании потенциальных вирусоносителей. Тут ни маска не поможет, ни даже две маски на лице у каждого. Было у меня такое место – микроавтобус, который вёз меня в славный город Тамбов навстречу Новому году и любимой сестре.
Какое было настроение! Сколько радужных планов и надежд! И желание под будущий бой курантов было уже заранее приготовлено. Как же я просчиталась, загадав себе, вопреки сложившейся тенденции, не здоровье, а нечто более материальное. Вот тут уж, видно, фортуна совсем от меня отвернулась и для начала лишила двух из пяти основных человеческих чувств, так что ни вкуса, ни запаха новогодних блюд я уже не ощущала. У Митяева есть очень грустная песня про бесснежный Новый год, а у меня он был безвкусный. А за ним – такие же Рождество, старый Новый, Крещение. Боюсь, и запаха масленичных блинов я не унюхаю. Но это не самое страшное – хуже было моё общее состояние, в которое я впала сразу после встречи Нового года.

72% беды

Да, обратная дорога – из гостей домой – была гораздо печальнее. Очень тяжёлая была дорога, но я всё ещё надеялась, что парацетамол с аспирином и анальгином, литры клюквенного морса и лимоны с мёдом помогут избавиться от болезненных симптомов. Не помогли. Без врачебного вмешательства обойтись не удалось.

Сразу после Рождества пришлось ехать на КТ. Процедура была весьма серьёзная и, похоже, отлаженная до мелочей, буквально каждый шаг – под строгим контролем медиков.
Вежливый телефонный голос предупредил, что «скорая» уже стоит возле подъезда. Вежливый медработник в полном противовирусном обмундировании и с особым сочувственным взглядом открыл дверь автомобиля и помог подняться в салон убитой постоянными вызовами скорой. По дороге подхватили ещё четверых, двоим санитары даже предложили носилки. Очень мрачное было настроение. Некстати припомнилась сцена из какого-то старого фильма про эпидемию чумы, где такие же молчаливые санитары, только не в белом, а в чёрном и в масках пострашнее нынешних на лошадиных повозках ездили от дома к дому… Дальше вспоминать не хотелось. Нас-то обязательно вылечат.

Когда в больничном дворе увидела ещё пять таких же карет скорой помощи возле входа на КТ, уверенность слегка пошатнулась..
Сидеть в очереди с дикой головной болью и противной температурой в 37 с «копейками» – не самое приятное дело. Но рядом такие же больные, и кому-то из них, наверное, ещё хуже. Спасает от мрачных мыслей близкое присутствие медработников. Они, конечно, строгие, но больному от этого только лучше, потому что им хочется верить. Они же профессионалы, и обстановка в помещении перед кабинетом компьютерной томографии спокойно-строгая. Мои 72% поражения лёгких, зафиксированные умным и бескомпромиссным компьютером и шёпотом озвученные медработником, внесли некоторое волнение в очередь страждущих. Наверняка каждый подумал: а вдруг и у меня так же? Вердикт врача был строг и обжалованию не подлежал: «Бор! В срочном порядке». Вот когда стало по-настоящему страшно, потому что словосочетание «борская больница» в последнее время стало нарицательным.

Вот так в срочном порядке меня сначала на скорой отвезли домой, дав полчаса на сборы, и так же срочно в компании ещё двух больных женщин повезли на Бор. Разговор по дороге не клеился, каждой было самой до себя. Доехали на удивление быстро, жёлтая реанимационная машина по сравнению с белой раздолбанной скорой была вполне комфортной, но разговаривать всё равно не хотелось, плохо было всем троим.

До сути не дошла, но стало легче…

В приёмном отделении Борской центральной больницы было очень многолюдно и так же пахло бедой и болью. А мне хотелось поскорее лечь и получить хоть какую-то помощь – хотя бы тот же парацетамол. Впрочем, он даже в убойных дозах уже практически перестал действовать, разве только в качестве плацебо. И всё же я его приняла, он был у меня в сумке, да и воды канистру с собой прихватила, как советовала медсестричка в нашей больнице. И действительно стало немного полегче. Что значит самовнушение! Даже захотелось оценить обстановку.

А обстановка, скажу я вам, была весьма впечатляющей. Она мне напомнила сценку на одном из наших школьных концертов, где мы представляли 21 век. Вот именно так мы его и представляли – с инопланетянами, захватившими нашу землю. Даже костюмы пришельцев у нас были почти такие же, как на медицинских работниках 21 года 21 века. Большого выбора костюмов и реквизита у нас тогда не было, и в ход шла преимущественно марля, мы все заматывались ею с головы до ног, оставляя лишь глаза. Нынешние медработники очень похожи на тех, представляемых нами когда-то. Мы даже ноги заматывали точно так же – нечто среднее между гетрами лордов или грандов с завязками крест-накрест и нашими до боли родными лаптями.

Тихо, почти неслышно и едва заметно санитары, врачи, медицинские сёстры, курьеры передвигались по приёмному отделению. Мне даже показалось, что это элементы телепортации – наверное, воспалённый болезнью мозг подкинул такую ассоциацию. И абсолютно все на одно лицо, невозможно отличить врача от санитара. Наверное, поэтому на уже не очень белой к концу дня робе врача, который вёл приём, от руки, небрежно, но разборчиво было написано маркером: «Врач Сергей Викторович». Похоже, он делает эту надпись каждый день, ведь роба-то одноразовая. Так, по крайней мере, говорят сами медработники.

Наконец дошла очередь и до меня. Милая сестричка, не потерявшая к 23 часам вежливости и терпения, взяла очередной мазок, кровь на анализ и сделала кардиограмму. А с врачом Сергеем Викторовичем мне даже удалось побеседовать. Журналистское любопытство и хроническое желание во всём дойти до самой сути немного отодвинуло болезнь. Правда, до сути я так и не дошла – не могут врачи, даже самые профессиональные, объяснить ни происхождения вируса, ни назвать однозначно действенных методов борьбы с ним. Время для этого нужно и, как бы цинично это ни звучало, опытный материал (то есть мы с вами, переболевшие жители планеты) даст со временем нужные результаты и, что ещё главнее, нужную статистику. Так что надо подождать и потерпеть. А уж кому как повезёт… Переболеют-то все абсолютно – кто-то подхватит вирус, а кто-то привьёт его по собственному желанию в виде вакцины. Кстати, милый доктор Сергей Викторович уже привился и уже ощутил положительный результат. Я, правда, не поняла, какой именно результат, но хочется верить.

В палату инфекционного отделения меня повёл молоденький курьер. По дороге он прочитал мою историю болезни и был очень обрадован, что я из Семёнова, да ещё и из газеты. Оказывается, мы про него в «СВ» когда-то писали. Это было так по-детски восторженно и наивно, что мне даже полегче немножко стало, как будто родного человека встретила! Кстати, потом я ещё раз пережила нечто подобное, когда в больничном коридоре в очереди за кипятком увидела свою давнюю знакомую. Во время встреч в Семёнове мы едва киваем друг другу, а тут даже обняться захотелось. Точно как на дорогах войны. Обменялись симптомами, померялись процентами, посетовали на «неправильное» лечение. Но сошлись в одном: стало лучше, уже хочется домой.

Однако до дома ещё далеко. В палате нас было пятеро, одна очень тяжёлая, на ИВЛ, а все остальные на кислороде. Соседка – пожилая, но очень энергичная дама – научила меня пользоваться хитрым аппаратом. Она сама добавила воды в висящий на стене большой стеклянный пузырёк с трубками, что-то там подвернула, чтобы вода пузырилась интенсивнее и надёжнее давала влажный кислород, вставила мне в нос мягкие трубочки и велела лежать исключительно на животе. Я готова была лежать даже вниз головой, только бы лежать и чтобы никто не трогал. Все, видимо, это понимали.

Вообще обстановка в палате была очень дружелюбная – сплошная взаимопомощь, сочувствие, понимание и доброта. Пожилая дама Людмила Ивановна делала эту обстановку. Она ни словом не обмолвилась, как ей плохо, хотя неоднократно теряла сознание от резко падавшего давления. Делала зарядку, постоянно шутила, рассказывала интересные истории из жизни, поддерживала всех, разносила еду, читала вслух Евангелие и даже устраивала два раза в день молебны. Это и впрямь здорово помогало. Тяжёлую на следующий день перевели в другую больницу, и она каждый день звонила Людмиле Ивановне, а та обязательно поминала её в своих молитвах. Думаю, что и меня потом поминала, ведь я раньше неё выписалась.

Кислород, капельницы и уколы начали действовать, и мне снова захотелось докопаться до сути этой болезни, её происхождения и лечения. Увы, медицинский персонал был на эту тему нем как рыба. Даже молоденькая врач не могла ответить ничего вразумительного. Кажется, она вообще не любила заходить в нашу палату, опасаясь моих вопросов «в лоб».
- Так у меня и правда ковид? – спрашивала я.
- А вы ещё сомневаетесь с вашими-то 72%? – вопросом на вопрос отвечала врач.
- А почему тест отрицательный? – не унималась я.
- Вы задаёте слишком много вопросов, на которые я ответить не могу, – отвечала врач и переходила к следующей койке.
Похоже, она действительно не могла ответить. Об этом говорили её растерянные глаза – единственное, что не скрыто уродливой маской. А мне, да и каждому больному, так хотелось, чтобы с ним просто поговорили именно о нём, о себе любимом. Ведь не зря бытует мнение, что если больному не стало лучше после первого разговора с врачом, то это неправильный врач.

Похоже, эта модная болезнь перевернула с ног на голову все врачебные, веками сложившиеся устои и клятвы. Нет, врачи не виноваты, они просто действительно растеряны, да и времени у них нет разговаривать с каждым отдельно, надо спасать планету от заразы, да ещё успевать всё фиксировать, записывать, анализировать и передавать данные в «верховную ставку».   

Мне стало жаль весь медицинский персонал, в меру своих сил и возможностей вытаскивающий больных из лап непонятной и страшной болезни. Одна сестричка оказалась более разговорчивой и на мой вопрос, имеют ли они от своей адской работы хоть какой-то материальный стимул, ответила весьма конкретно: «Так неужели бы я здесь работала, если бы не имела?». Спрашивать о цене этого стимула – в денежном эквиваленте – было как-то неловко. Но судя по величине штата сотрудников, можно было сделать вывод, что эта работа всё же в цене. Где-то на пятый день лечения я уже начала различать медперсонал по некоторым признакам, и тогда создалось впечатление, что сестрички меняются не каждый день, а каждый час – так их было много. Одна несла таблетки, другая ставила капельницы, третья – уколы, четвёртая измеряла давление, пятая – температуру, шестая проверяла состояние кислородных аппаратиков. Может, я немного преувеличиваю, но впечатление создавалось именно такое.
Отличить сестричек можно было ещё  и по их мастерству вводить иглу шприца в вену. Частенько этот процесс напоминал инквизиторскую пытку.  Но, надо отдать должное, все очень внимательные и вежливые. Отлаженный, дисциплинированный, строгий конвейер. Да, именно это слово приходит на ум, когда наблюдаешь за работой борских медиков. И справедливости ради надо сказать, что антиковидный конвейер работает с хорошим результатом. Не до сантиментов и душевных разговоров, но слабительное или снотворное при необходимости дадут, лишний матрас или подушку тоже, никто не кричит, не ругается, не злится, если что не так. А на досуге, который выдаётся очень редко, даже выслушают жалобы и поделятся своими впечатлениями от своего личного ковида. От души это или по строгой инструкции – не знаю.

Повторная процедура КТ дала неожиданно хорошие результаты: процент поражения моих лёгких резко упал с 72 до 25, даже врачи удивлялись, хотя признали, что технические способы снятия показаний КТ в Семёновской и Борской больнице разные. Мне было абсолютно всё равно, потому что постоянно хотелось лежать и спать, и давление выше чем 90 на 60 поднималось очень редко. Врач со знанием дела говорила, что это всё это объяснимо, как именно объяснимо – не уточняла. Главное, у меня перестала адски болеть голова, и это было большим достижением. Потому домой хотелось всё сильнее.  Задерживать не стали, ровно на одиннадцатый день выписали и отправили восвояси.

«Не парься и будь счастлив…»

А в Семёнове оказалось, что из всех выписанных мне препаратов для дальнейшего лечения в аптеках (во всяком случае ближайших) нет ни одного. В голове снова зашевелились диссидентские мысли о вредительстве и мировом заговоре. Через два дня, как было велено, стала вызывать на дом участкового врача. Думаю, многие знают, что такое дозвониться до регистратуры в понедельник с утра. Вот и я стала готовить нервную систему, чтобы достойно выдержать отвратительную трель из коротких телефонных гудков. Но я ошиблась – никакой трели не было. Оказывается, наши медики – очень весёлый и креативный народ. Не знаю, кому пришло в голову заменить режим ожидания с противных гудков на весёленькую музыку, но это работает! Кажется, даже тяжёлый больной пустился бы в пляс, услышав её. Я тоже, лёжа в кровати с вновь поднявшейся температурой и упавшим давлением, неосознанно начала делать какие-то танцевальные движения. Эта песенка как нельзя лучше подходила моему настроению: «Don’t worry, be happy», – пели на английском языке. Я потом даже перевод нашла, вполне себе жизнеутверждающий: «И чтобы с тобою ни происходило, пусть будет улыбка, как у крокодила. Не парься, будь счастлив». Просто жить захотелось, и ожидание ответа прошло совсем незаметно.
И врач приехала быстро, только вот результат её визита был неутешительным – я снова загремела в больницу. Теперь уже в нашу, в отделение сосудистой медицины, в кардиологию то есть.  Сказали – осложнение, надо полечиться. Если честно, напугалась и не стала отказываться от госпитализации. Радовало, что это хоть и больница, но всё равно – дом. Нашу больницу хоть и не переоборудовали в ковидный госпиталь, и пациентов не так много, как в борской, но работа врачей заслуживает большого уважения и благодарности. Им достаётся очень важная и трудная миссия – выявлять симптомы осложнений после ковида и правильно и эффективно лечить больных.
Да, к ним поступают не вылеченные, а всё ещё больные, которым сняли первые симптомы опасного заболевания. Вот только, кажется, никаких доплат наши медики за это не получают. Да и обычных, «немодных» больных меньше не становится, идёт повседневная работа по восстановлению здоровья и спасению жизней.

Конечно, обстановка в нашей больнице гораздо приятнее семёновскому глазу. Чистота, порядок, почти по-домашнему уютные палаты, внимательный и профессиональный персонал. А главное, пейзаж за окном свой, родной, а по утрам всех будит колокольный звон храма. И верится, что всё, как в той песенке, будет хорошо.

В первый день моего пребывания в кардиологии в дверь палаты вдруг постучали, и вошёл отец Евгений, настоятель храма в селе Светлое. Он поздравил всех с Крещением и обрызгал святой водой. И это было если не чудом, то очень хорошим знаком, ведь одна только его неподражаемая улыбка способна поставить на ноги самого тяжёлого больного. Вообще, в больничном лежании есть много положительного: столько людей, характеров, судеб рядом с тобой… И каждый достоин стать героем газетных материалов.

И про нашу больничную кухню не могу не сказать. Я уж было снова приготовилась к ежедневному меню борской больницы, состоящему сплошь из каш. Там даже я, которая до сих пор не различает запахов и вкусов, чувствовала, что ем три раза в день нечто весьма далёкое от кулинарии. Но мы всё равно это ели и даже ждали ритуалов приёма пищи, как собачки Павлова, подбадривая себя словами из песенки про холеру, которая когда-то открылась в Одессе на Дерибасовской: «Дают фигню теперь нам кушать троекратно, а что ещё покушать можно за бесплатно?». Нет, в Семёновской больнице кухня хорошая – конечно, не ресторан, но очень разнообразно и даже вкусно. А ещё из положительных моментов надо отметить факт, что почти все доктора и медсёстры уже переболели ковидом. Модная болезнь – так назвала её приветливая медсестричка, которая лучше всех ставила мне капельницы и уколы, совершенно безболезненно вводя иглу в мои измученные вены. Так что было о чём поговорить, сравнить симптомы и оценить масштабы осложнений.
Каждый выходил из болезни по-разному, чаще – очень долго. И меня успокаивали, что всё обязательно пройдёт, советовали действенные средства, испытанные на себе. Да, у нас у всех теперь есть общая тема для разговоров, неисчерпаемая и, похоже, надолго актуальная. У каждого есть своя собственная история, связанная с этой болезнью. Кто-то сам переболел, у кого родственники пострадали. И снова напрашивается параллель с войной.  Наверное, скоро начнут фильмы снимать да романы писать про всё про это. А что, это творческое поле пока ещё совсем не пахано.

А мне бы хотелось, чтоб всё поскорее кончилось и забылось как страшный сон.  Пусть от всей этой ковид-эпопеи останутся только необходимые выводы для дальнейшей, лучшей жизни...


Система Orphus
Комментарии для сайта Cackle

   
   

   

   
Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
26 27 28 29 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31
   

Мы в соцсетях

Комментарии  

   
© «Семёновский вестник» 2013-2019
php shell indir Shell indir Shell download Shell download php Shell download Bypass shell Hacklink al Hack programları Hack tools Hack sitesi php shell kamagra jel