[sigplus] Критическая ошибка: Папка галереи изображений public/2013/11/30/20131130-reshetnikov как ожидается будет относительно пути базовой папки изображений, указанной в панели управления.

Ирина КОЛОБОВА
30.11.2013 г.

Уходящий тринадцатый по счету год нового тысячелетия отметился напоследок замечательным событием в литературной жизни России. 23 ноября в Санкт-Петербурге, в старинном здании Национальной русской библиотеки, выходящем одной стороной на Невский проспект, состоялось торжественное вручение ежегодной Всероссийской независимой литературной премии имени Бориса Корнилова. 

Корниловским лауреатом от Нижегородской области в этом году стал наш земляк – поэт, член Союза писателей Российской Федерации, автор четырех стихотворных сборников Владимир РЕШЕТНИКОВ. Он согласился рассказать нашим читателям об этом неординарном событии.

{gallery slider=boxplus.transition animation=5000 width=408 height=272 alignment=right}public/2013/11/30/20131130-reshetnikov{/gallery}

- Премия имени Бориса Корнилова была учреждена в Санкт-Петербурге в 1997 году для  увековечения памяти выдающегося русского и советского поэта. Почему именно в Санкт-Петербурге, я думаю, понятно всем, кто знаком с творчеством и биографией нашего именитого земляка. Борис Корнилов когда-то отправился учиться «на поэта» именно в нашу северную столицу. И многие даже называют его ленинградским автором. Среди самых первых обладателей этой премии был наш незабвенный Николай Маравин. В 1999 году, в смутное для России время, премия была приостановлена, а в 2008-м по согласованию с Министерством культуры России и Союзом писателей возрождена в новом варианте. В свое время премии были удостоены семеновский краевед и корниловед Карп Васильевич Ефимов, нижегородский писатель Валерий Шамшурин. А нынче для меня было приятной неожиданностью встретить на церемонии вручения премии и саму дочь Бориса Корнилова Ирину Басову. Она была награждена за соавторство в создании документального фильма «Борис Корнилов: Все о жизни, ничего о смерти…» и в выпуске книги «Я буду жить до старости, до славы…».

- А как официально звучит формулировка ваших заслуг?

- Я удостоился такой высокой награды «за исследование творчества Бориса Корнилова в эссе «По пути к Корнилову», напечатанном в газетах «Семеновский вестник» и «Нижегородская правда», а также за сборник стихов «Русы».

- Название вашего эссе «По пути к Корнилову» довольно неоднозначное. Это вас корниловский путь привел в поэзию или вас заинтересовало то, как сам Корнилов стал поэтом?

- Скорее всего, второе. Не хочу лукавить, скажу честно: лирика Бориса Корнилова не явилась основой для моего становления как поэта. Моими «учителями» и кумирами были и остаются Есенин, Рубцов и Высоцкий. Конечно, я знал о нашем семеновском поэте, но познакомился с его творчеством уже в зрелом возрасте благодаря Карпу Васильевичу Ефимову. И тронула меня при этом знакомстве скорее не поэзия, а трагическая судьба Корнилова. Вот тогда я и совершил путешествие из Семенова в Санкт-Петербург и «неделю по Питеру «ползал» каблуками до пяток истертыми». Побывал в корниловских местах, на Левашовской пустоши, где он захоронен, попытался примерить на себя все его жизненные взлеты и падения, находил вдруг некоторые эпизоды его жизни схожими с жизнью близких мне людей… В результате получилось эссе.

- Какие именно эпизоды жизни Корнилова вам показались знакомыми?

- Дело в том, что родился я и живу в поселке Сухобезводное, а поселок этот от истоков своих – интернационален. Он всегда представлял  собой как бы синтез всего Советского Союза, где, по очень верному и остроумному замечанию, половина сидит, а вторая половина охраняет. Я часто вспоминаю своего деда родом из Сумской области. Бывало, вернется дед домой поздно, под хмельком. Сядет у порога и давай причитать, вырывая клочья седых волос на голове: «Ох ты, Оська…, Оська! (Сталин), за что ж ты меня так?!...» Маленьким я не понимал, о чем это он. Потому когда я начал изучать творческий и жизненный путь Бориса Корнилова, мне это стало очень близко и теперь уже понятно. Да, была политическая борьба в то время. Но нужны ли были при этом такие жертвы?

- Если бы ваше имя не было связано с именем Корнилова, я, возможно, и не обратила бы внимания на потрясающее внешнее сходство с «семеновским соловьем», но сейчас оно просто бросается в глаза… Не сыграло ли это обстоятельство вам «на руку», когда распределяли корниловские премии?

- Надеюсь, нет, хотя это сходство замечают многие. Даже дочь Корнилова Ирина Борисовна в шутку предположила, не сын ли я его – внебрачный. Все сразу подхватили эту шутку (поэты и писатели – народ очень творческий) и стали строить различные версии на тему «а вдруг Корнилова не расстреляли, вдруг он сидел в Унжлаге до самого семидесятого года?»

- А как вообще проходит вручение премий, присвоение званий? Радуются ли за победителей товарищи по перу?

- Поэты, писатели, художники, артисты – народ очень ранимый, обидеть их, как говорится, может каждый. Не думаю, что двое из троих нижегородских претендентов на премию очень за меня порадовались. А вот двенадцать лауреатов общались друг с другом на равных, невзирая на звания, заслуги, возраст и другие показатели. 

- Это подтверждает истину, что общаться нужно с успешными людьми?

- По всей видимости, да. Но вообще премия – это хорошо, однако следует двигаться дальше, творить. И главное – не возноситься до небес от подобных успехов, так же как и не падать духом от неудач.

- Когда Корнилов почувствовал, что не может держать в себе накопившуюся поэтическую энергию, он поехал учиться. А как вы почувствовали, что ваши стихи уже можно показать посторонним? Наверное, это очень трудно – отдать свое «новорожденное дитя» на всеобщее обозрение и обсуждение – вдруг не понравится? Вдруг его, как гадкого утенка, заклюют и защиплют?

- Это самое трудное, через что приходится пройти каждому творческому человеку. Я очень долго не отдавал свои стихи в публикацию: во-первых, не понимал, зачем это надо, а во-вторых, действительно, боялся. Вы правы, стихи – они как дети, и если я даже знаю, что какие-то из них несовершенны, то не перестаю их любить, потому что все они – от сердца.

- «Владимир Решетников находится в самой замечательной – еще молодой, но уже зрелой и ответственной жизненной и поэтической поре» – так написано в рекомендации для принятия Вас в Союз писателей России. Расскажите, как происходит отбор в этот Союз?

- Мне Карп Васильевич Ефимов поспособствовал. Он был моей путеводной звездой. Многое дали в литературном мастерстве и житейской мудрости Владимир Миронов, Константин Проймин, Владимир Жильцов, Валерий Шамшурин... И вот тут началась обработка. Сначала на областных литературных семинарах меня «прессовали» маститые нижегородские поэты… Сажали за парту, как первоклассника, просили прочесть что-нибудь на выбор, а потом начинался разбор полетов. И «техника иногда подводит, и чувство ритма подкачало, и темы легковесные»… Не все это выдерживают. И мне было очень обидно, но я понимал, что это настоящая школа. Зато после жесткой обработки все выразили единодушное мнение, что в моей поэзии что-то есть.

- Евгений Евтушенко говорил, что «поэт в России – больше, чем поэт…» Эту фразу так растиражировали, что не всегда улавливаешь ее истинный смысл. Вы согласны, что поэт, следуя стихам Евтушенко, – это «образ века своего и будущего призрачный прообраз» и считаете ли себя таковым?

- С Евтушенко я полностью согласен, но конкретно про себя так сказать не могу. И не только из скромности – просто это должен сказать кто-то другой, оценив мои заслуги. Но там есть еще строчка про «гордый дух гражданства». Вот тут без ложной скромности скажу, что считаю себя гражданином в полном смысле этого слова. Мне, как и в стихах Евтушенко, «уюта нет, покоя нет», пока нет покоя и уюта в стране, в моем родном маленьком поселке. Сейчас я собираю материал для художественно-исторической книги, которую хочу посвятить своей малой родине. В следующем году исполняется 70 лет с тех пор, как мрачному местечку, окруженному лагерями и зонами,  присвоили статус поселка. В процессе сбора материалов я вдруг выяснил, что мы с поселком родились в один день – 17 апреля. Мне даже жена моя Ольга сказала, что мне просто на роду написано создать эту книгу.

- Жена одобряет ваше творчество, поддерживает Вас?

- Да, она филолог, и помощь ее нередко бывает нужна в орфографии и пунктуации моих текстов и правильности написания слов. Однако давно уже я стал более самостоятельным и пользуюсь словарем Ожегова, дабы не отвлекать ее от вечной учительской загруженности.  Сказать, что Оля в восторге от того, что ее муж – поэт, я не могу. Но по крайней мере она относится к этому спокойно, как к хронической, но неопасной болезни с рецидивами, кризисами и временными затишьями.

- Затишья часто бывают?

- Самое большое длилось девять месяцев, совсем как у беременных женщин, зато потом остановиться было невозможно. Это тоже своеобразное испытание на прочность. После первого бесплодного месяца кажется, что – все! – я больше никогда не смогу написать ни строчки. Потом бурная паника сменяется тихой… Короче говоря, это нужно суметь пережить.

- Все поэты и писатели без исключения ненавидят вопросы: «Как вы начали писать?», «Где вы берете сюжеты?» и «Какие у вас творческие планы?» И почти все журналисты упорно эти вопросы задают. Я не буду исключением…

- Первые пробы пера были в юности. В шестнадцать лет написал стихотворение «Елка» – про любовь. Сейчас все удивляются, какие такие чувства мне пришлось пережить, чтобы так выразить это в стихах. Наверное, я рано повзрослел. А что касается тем, то еще Чехов говорил о бесконечности сюжетных линий, приводя в пример обычную чернильницу, вокруг которой можно создать от рассказа до романа. Но главное – это не о чем писать, а как! Взять хотя бы обожаемую всеми поэтами русскую березку. Невозможно подсчитать, сколько раз она становилась поэтическим образом. Что нового можно написать о ней? Настоящий поэт – может. В творческих планах у меня книга о Сухобезводном. Я ее обязательно напишу, а вот для издания потребуется помощь. Надеюсь, помогут…

Фото Александра ЮРЬЕВА
и из архива Владимира РЕШЕТНИКОВА