11.08.2021 г.

Психолого-педагогический, ностальгический рассказ-быль

Воспоминания. От них поистине не спрятаться, не скрыться. Яркая картина моего детства: мне 9-10 лет, я сижу на самой вершине высоченной ели, которая растёт в деревне Перелаз у овина, метрах в двухстах позади нашего дома. Меня скрывают густые ветви, и я надеюсь, что меня никто не видит и не слышит, зато я сам вижу огромный мир: весь Перелаз и даже больше. Интересно!

Но вдруг меня охватывает чувство опасности. Я приземляю свой взор и вижу, как от нашего дома по направлению к «моей» ели почти бегут, что-то крича, две женские фигуры. Когда они приближаются, в первой фигуре я узнаю мать, во второй – бабушку. Мать держит в руках довольно длинную гибкую хворостину. Я со страхом догадываюсь, что такая хворостина может хорошо вписаться в мою пятую точку. Это никак не входило в мои планы. Пора задуматься над своей безопасностью.

Я начал потихоньку спускаться, одновременно обдумывая дальнейший план действий. Родные женщины уж стояли внизу, и мать, потрясая хворостиной, кричала:
- Еретик! Так и норовишь где-нибудь свою башку сломать. Сейчас ты у меня получишь! – с этими словами она переложила хворостину в правую руку, приведя её в боевое положение.
Украденная когда-то моим дедом в Прибалтике бабушка, по происхождению немка-латышка, решила проявить европейскую гуманность и уговаривала маму:
- Нюра, не ругай его, а то он разволнуется и может сорваться.
«Как бы не так. Не дождётесь», – подумал я. Лазать по деревьям вся деревенская ребятня умела отменно, и, к слову, этому способствовал многосерийный фильм «Тарзан». Плохо только, что в наших лесах нет лиан, как в американских джунглях. Тем не менее я однажды выиграл на спор перочинный нож с десятью приборами, спустившись с высоченной ели вниз головой.

А между тем земля приближалась. Пора было приводить в действие мой план спасения. До земли оставалось не больше трёх метров, когда я вытянул руку в направлении деревни и громко закричал:
- Караул! Пожар!
Обе головы дружно повернулись в сторону домов, а когда вернулись в исходное положение, я был уже далеко. Вслед неслось:
- Придёшь домой – будет тебе! Я отцу всё расскажу.
Последняя фраза меня несколько насторожила – она не предвещала ничего хорошего. Нет, бить меня не будут, но разговор может быть серьёзным.

Когда я вернулся вечером, отец был уже дома. По его виду я понял, что он всё знает. Он показал на стул.
Я сел. Его единственный глаз внимательно смотрел на меня. Чёрная повязка, пересекающая голову и закрывающая второй глаз, визуально усиливала драматизм ситуации. Отец не любил многословия. Может быть, поэтому тот короткий разговор и запомнился на всю жизнь.
- То, что ты смелый парень, я знаю. И это хорошо, – сказал он. –Ты никогда не будешь трусом и сможешь постоять за себя, а если нужно, то и за других. Только помни о том, что смелость бывает разной. Она может быть осознанной и необходимой, а может – безрассудной и бессмысленной. Когда жизнь поставит тебя перед выбором, как поступить, думай об этом. Иначе может случиться беда.
Жаль, что его мысль о смелости далеко не сразу осела во мне. А ведь отец тогда как в воду глядел. Можно сказать, в прямом смысле.

Шли годы. Я закончил девять классов семёновской школы №3 и на лето приехал в деревню к родителям. Мне уже 16 лет, вполне взрослый человек. Тогда, после войны, взрослели рано.
Мы с деревенским другом Борисом Кукушкиным решили за лето подзаработать денег и устроились на Перелазский льнозавод.
Честно сказать, работой нас не особо загружали, но деньги платили приличные. И сейчас я помню нашу с матерью радость от моей самой первой зарплаты.

В свободное от работы время мы с Борисом ходили на речку купаться. Она протекала возле самого льнозавода. Не помню, кому в голову пришла идея построить вышку для прыжков в воду, но мы сразу же стали её воплощать. Два дня мы были заняты серьёзным строительством. Вышка получилась классной, высотой метров семь. Для того, чтобы с неё прыгнуть, нужно было забраться по лесенке, затем встать на пружинящий конец половой доски, раскачаться, и – лети!.. Хочешь – вниз головой, хочешь – солдатиком. Но, видимо, при строительстве мы с Борисом совершили инженерный просчёт – вышка не соответствовала ширине реки. В этом месте Козленец был довольно узкий. И это обстоятельство потом сыграло свою роковую роль.

Поныряв и освоив вышку, мы перешли к следующему этапу: соревнованиям на «дальность полётов». Первым полетел Боря. Он улетел далеко и приводнился там, где дно реки уже хорошо просматривалось. Чтобы победить его, мне оставалось меньше метра, и это в том случае, если я войду в воду по касательной, иначе есть риск удариться о дно реки головой. Эх, вспомнить бы в тот момент отцовские слова о разумной смелости, и не случилось бы тогда того, что случилось. Но куда там! Азарт и желание победить затмило всё.
Я сильно раскачался и полетел! Сначала, как мы называли, ласточкой (горизонтально, раскинув руки в стороны), а потом, крутанувшись в воздухе, вертикально вниз. Я отчётливо видел, что опускаюсь в то место, где воды не больше чем в две ладошки…

Первое, что я увидел, придя в себя, – испуганное лицо Бориса, склонившегося надо мной. Он вытащил меня, потерявшего сознание, на берег и дальше не знал, что делать. Я пошевелил сначала руками, потом ногами – они двигались. Уже хорошо. Значит, позвоночник цел. Встал на ноги. Голова кружилась, подступила тошнота, начиналась сильнейшая головная боль. С тех пор приступы головной боли меня не покидали всю жизнь, и сейчас дают о себе знать. Врачи говорят, что у меня травмирован шейный отдел позвоночника.  Допрыгался!

…Я заметил, что приступы головной боли особо активны за день-два до смены погоды. Я превратился в своего рода барометр – удобную штуку для своих домочадцев. Часто слышу: «Дед, у тебя голова не болит?!». Какая забота о моём здоровье, какое сопереживание! Ага. Кто задал этот вопрос, хочет узнать, например, когда закончится эта надоевшая всем жара и начнутся дождики. Или наоборот. Только и всего.

Шли годы. В конце 60-х – начале 70-х я работал в Семёновской школе-интернате №1 в должности замдиректора по воспитательной работе.
Мне 25 лет. Я горжусь тем, что работаю в лучшей среди интернатов школе области, создал которую замечательный педагог Иван Афанасьевич Пачуев. Коллектив интерната, где ребята не только учатся, но и живут, – поистине как одна большая семья. Огромную роль в этом играют старшеклассники. Комитет комсомола наделён большими полномочиями в вопросах успеваемости, дисциплины, спорта, отдыха и даже в хозяйственных делах.

В тот год ребята-девятиклассники хорошо поработали при подготовке школы к новому учебному году. В начале июля школа была уже полностью готова. Стояла жаркая погода, и ребята попросили меня свозить их на озеро Светлояр. Я согласился, договорился по поводу автобуса, и в один прекрасный день мы отправились в Воскресенский район.

В те времена в озере, метрах в ста от берега, стояла деревянная довольно высокая вышка. На ней было три площадки, что давало возможность прыгать с разной высоты. Ребята на вышку почему-то не полезли – наверное, понимали, что с верхней площадки я им прыгать не разрешу, поэтому лучше вообще не прыгать. Накупавшись, они расположились на берегу загорать.

Я тоже решил поплавать и как-то незаметно для себя приблизился к вышке. Мне пришла идея забраться на самую верхнюю площадку и там позагорать. Если бы я знал в этот момент, в какую ловушку я сам себя загоняю! Забравшись наверх и оглядевшись, я заметил некое движение среди своих подопечных. Девчонки встали на ноги, некоторые парни тоже. Они все оживлённо о чём-то говорили между собой, глядя в сторону вышки. И тут до меня дошло: они ждут моего прыжка в воду и спорят, отважусь я на него или нет! Я осознавал весь ужас моего положения. Здесь нужно сказать, что наши отношения – между мною и ребятами – были построены на взаимной любви и уважении. Они и не могли быть иными, по-другому никакого положительного результата в своей работе не достигнешь. Я знал, что ребята уважают меня, а некоторые девчонки так вообще не всегда умели скрывать свою влюблённость, и мне приходилось делать вид, что я ничего подобного не замечаю. Ведь пройдёт время, и эта романтическая влюблённость в преподавателя тоже исчезнет.

Я стоял на верхней площадке и проклинал себя за то, что сюда забрался. У меня и мысли-то не было, чтобы отсюда прыгать, даже солдатиком. После полученной травмы врачи категорично заявили: «Хочешь жить и двигаться – никаких резких нагрузок на голову быть не должно».
Итак, прыгать нельзя. А не прыгать? Если я сейчас не сделаю этого, они попросту сочтут меня трусом. Ведь не будешь каждому объяснять, что мне прыгать никак нельзя, что я могу остаться там, в глубине…
В этом возрасте ребята, практически все, – максималисты. Они видят жизнь в двух цветах: чёрном и белом. Как правило, не идут ни на какие компромиссы. Допустим, прыгнуть бы с низкой площадки или солдатиком. Однако нет, им всё подавай по полной. Все эти мысли прыгали у меня в голове в бешеном темпе.
Итак, что мы имеем на кону: я прыгаю, и всё в наших отношениях остаётся, как было, а может, и лучше. Я не прыгаю, и тогда теряю уважение ребят и приобретаю ярлык труса. Формально они могут вида не подать, а в душе у них ведь так и будет. Уж я-то знаю.

С берега стали раздаваться крики: «Слабо! Слабо!». Это уже явная провокация, направленная на то, чтобы подтолкнуть меня к прыжку.
«Жестокие люди! Посмотрю я на вас, когда вы понесёте венки за моим гробом и будете проклинать себя за то, что заставили совершить этот смертельный прыжок», – не без злорадства подумал я. Эта мысль промелькнула и пропала. Умирать мне очень не хотелось. Я продолжал метаться по площадке. Тупик есть, а решения, как выйти из него, нет. А его уже пора было принимать! И тут, может быть, на прощание, мелькнула в голове картинка из раннего детства. Мы с отцом лежим в кровати и ведём разговор о войне. Я его спрашиваю: «Пап, а страшно было идти в атаку на немецкие пулемёты?». Помню, отец, участник битвы под Москвой, ответил: «Страшно, сынок. Но страшно тогда, когда ждёшь приказа идти в атаку. А когда приказ прозвучал, и ты побежал, страх пропадает. Он уступает место ярости, стремлению всё сметать на своём пути. Недаром в рукопашном бою нет равных в мире русскому солдату».
Почему-то это воспоминание положило конец моим метаниям. Я решительно шагнул к краю площадки, с силой оттолкнулся и полетел! Ещё в воздухе я сложил руки над головой в виде клинка – это в какой-то степени должно было смягчить удар на голову при соприкосновении с водой. Поднимаясь из глубины, я понял, что руки и ноги шевелятся. Значит, всё в порядке.

Все мои ребята стояли на берегу и хлопали в ладоши. А потом как по команде бросились купаться. Теперь я стоял на берегу и наблюдал. Они хоть и большие, а контроль нужен. Ответственность за них, а тем более за их жизни должна быть доведена у каждого воспитателя до автоматизма.

Из всей этой истории для себя я сделал, на мой взгляд, очень важный вывод: воспитатель, работающий особенно со старшими ребятами, должен быть готов к разным ситуациям, заранее проигрывая их в голове. Тогда не будет таких вот тупиков, когда не знаешь, как поступить. Эта история закончилась благополучно, а могло быть иначе.

Возвращались мы в свой большой дом с песнями, в хорошем настроении. Ребята с особым значением посматривали на меня. Они были искренне довольны, что я не струсил и не разочаровал их. И я был доволен собой, что нашёл в себе мужество совершить прыжок из тупика.

Владимир ПАШКОВ